Сквер близ автозаправки был тоже безлюден. Клены в нем поникли ветвями, тяжкими от сновидений. Под одним из них на скамейке что-то лежало… Я ускорил шаг… побежал…
– Сережа-а-а…
Бежал, не слыша собственного крика.
Сережа, полуголый, в одних трусах, лежал на боку, согнув ноги так, как это вряд ли сделает взрослый. Подбежав, я затормошил его. Он издал стонущий звук и приоткрыл затуманенные глаза.
– Накурился, – тихо сказал Валерий.
Представляю, как бы всполошилась Катя, как страшно бы закричала, если б узнала о том, что приключилось с Сережей. Конечно, я ей ничего не рассказал, когда она в очередной раз позвонила. И Сережа не обмолвился о своем позоре. Он сделался молчалив и задумчив. Что ж, это неплохо, когда человек задумывается.
Вадим, при поддержке Анны Тихоновны, требовал, чтобы я заявил в милицию: группа подростков из Балахны затащила приезжего мальчика в подъезд какого-то дома, задурила голову наркотиком, обокрала и бросила голого на уличной скамейке. Но Сережа воспротивился: не надо в милицию! Я понимал его. Он сам виноват. Никто его не тащил – пошел с веселой компанией, не отказался от сигареты с наркотой, интересно же попробовать, такой кайф… ну а потом… потом сплошной туман…
Из сквера, где мы его нашли спящим на скамье, я тащил его на закорках, но на полдороге Сережа очухался и дальше пошел сам. Ступал он босыми ногами нетвердо, и мы с Валерием поддерживали его, хоть он и протестовал слабым голосом.
Не скрою, очень хотелось задать этому засранцу хорошую трепку, но, конечно, я себя сдерживал. Только сказал, когда после душа Сережа вошел в кухню, где мы с Вадимом и Анной Тихоновной пили полночный чай:
– Будь я хорошим воспитателем, я бы как следует выпорол тебя.
– И надо! И надо, – подхватила Анна Тихоновна. – Такое безобразие! Что за молодежь пошла! Как будто с цепи сорвались, никакого запрета не знают, ничего святого! Садись чай попей. И отцу скажи спасибо, что нашел тебя. А то ведь мог замерзнуть, ночи холодные, или – мало ли что!
Сережа молча, ни на кого не глядя, пил чай. Он был подавлен, я видел это. Впрочем, не знаю. Может, просто переживал, что лишился щегольских кроссовок имени Марадоны и пестрой майки, с которой улыбался кто-то из битлов с гитарой в руках.
– А как вы догадались, что он лежит в этом сквере? – спросила Анна Тихоновна.
– Не знаю, – сказал я. – Просто пришло вдруг в голову.
– Он у нас такой, – сказал Вадим. – Далеко видит.
– Как это? – не поняла наша любознательная хозяйка.
Утром я пошел под моросящим дождем в универмаг покупать Сереже обувку. Выбрал дешевые желтые босоножки. Хватит форсить, пусть походит в том, в чем люди ходят. Расплатившись, вышел на улицу и – схватился рукой за грудь: закололо слева… да что ж это такое… что с тобой, ретивое?.. Никогда не болело, и вдруг… Я переждал, прислонясь к витрине и тихонько потирая грудь. Ну вот, отпустило.
Когда я, войдя во двор, направился к подъезду, на меня уставилась группка подростков возле турника. Среди них был и Валера в своей белой бейсболке. Он крикнул мне:
– Здрасьте! Как Сережа?
– В порядке, – ответил я.
Кажется, я стал дворовой знаменитостью.
В тот день мы не поехали на мыс Маврикия: усилился дождь. Сережа пребывал в безмолвной задумчивости. Я тоже, знаете, был не в форме. Зато Вадим разглагольствовал за троих, а достойнейшая наша хозяйка Анна Тихоновна, внимая ему, смотрела таким глубоким взглядом, каковой, если б не значительная разница в возрасте, можно было бы назвать влюбленным.
– …Они приехали из Италии в Штаты в девятьсот пятнадцатом, – говорил Вадим с рюмкой в руке. – Шестеро братьев Джакузи. С бешеной энергией начали изготавливать сперва винты для самолетов, а потом… – Он вылил из рюмки в рот и снова ее наполнил. – Потом их фирма переключилась на производство насосов. А почему? Сын Кандидо Джакузи болел артритом, ему прописали водные процедуры, гидропатию. И тогда папа сделал насос для домашнего лечения сыночка в ванне. В шестидесятые внук одного из братьев наладил выпуск ванн-джакузи. Вот как это было. Whirlpools… эх, забыл! Олег, как будет по-английски: насосы, которые выросли из отцовской любви?
– Whirlpools that grew out of the father’s love, – перевел я.
– Да! Так их называли. История техники – увлекательнейшая вещь. Олег! – повел Вадим свой орлиный нос в мою сторону. – Вот ты писучий человек, давай с тобой напишем историю техники. «Занимательная техника»! Начнем с Архимеда, с Витрувия. Разбогатеем! Купим Анне Тихоновне шляпный магазин!
– Вы скажете, Вадим, – смеялась Анна Тихоновна. – Магазин! Я, кажется, не буржуйка.
Тут мой мобильник проснулся и сыграл «Минуты счастья». Обычно Катя звонила по вечерам, а сейчас было около часу дня. Что еще случилось, черт побери?
– Ой, Олег! – услышал я высокий Катин голос. – Только что мне Адиль позвонил. Афанасий сбежал!
– Как это – сбежал?
– Ну исчез! В неизвестном направлении. Ой, прямо не знаю, что и думать.
– Пусть об этом думает милиция, – говорю.
– А вы где сейчас? На водохранилище?
– Нет, дома сидим. Дождь у нас. С Сережей хочешь поговорить?
– Да, да, конечно.
Сережа, как обычно, на расспросы матери отвечал одним только словом.
– Нормально… да, нормально, – цедил он сквозь зубы, и выражение лица у него было соответствующее. – Нормально…
Странно, что известие о бегстве Афанасия Тимохина меня не очень удивило. То есть нет, не ожидал я такого поворота в ходе юридической жизни. Но мысль о причастности Афанасия к убийству Джамиля возникла у меня давно. Мерещилась знакомая с давних времен – наверное, из прошлой жизни – злобная улыбка, растянувшая тонкогубый рот чуть ли не от уха до уха…
Вероятно, задержание Горохова не оставило Афанасию другого выхода. Он, конечно, понимал, что после ареста Величко следствие подбирается к нему. И, если и Горохов расколется, то… В общем, скалолаз сделал свой выбор.
Куда он бежал? Хотелось бы знать это. Я понимал, нет, точно знал, что я у Афанасия «на очереди». Он не простит мне того, что я вычислил Величко. При первой же возможности он доберется до меня. Вдруг явилась странная мысль: а не убрался ли Афанасий в свою прежнюю жизнь – в конец пятнадцатого века… на кренящуюся под ударами волн палубу каравеллы… вернее, каракки, идущей к неведомым берегам… Вот и ладно – разойдемся во времени… А я, чтобы еще дальше разойтись, нырну в тринадцатый век… в славный град Китеж, чей колокольный звон я услышал… или это почудилось мне?..
Поистине, голова у меня устроена как-то иначе, чем у других людей. Не то чтобы по-дурацки устроена, но… одним словом, девиант.
Несколько дней прошли спокойно, при тихой и мягкой погоде. «Уж небо осенью дышало». Готовясь к осенней непогоде, солнце умерило свой жар, все чаще скрывалось за облаками. Задували холодные утренники.