Нелл уже сидела на подоконнике и наклонялась вниз, но вдруг отпрянула; она всегда побаивалась высоты, и сейчас при взгляде вниз у нее закружилась голова, хотя это было не главное: больше всего она боялась Рейчел. Та ужасно разозлится, если узнает, что они ускользнули после того, как она им явно запретила. Нелл уныло покачала головой:
— Лили, я не пойду.
Лилиан уговаривала и умоляла сестру, но без толку. В конце концов она гневно сказала:
— Что же ты за трусиха, Нелли! Ну так я все равно пойду, а ты сиди!
Вышла со двора и пропала из виду, даже не обернувшись.
Нелл долго стояла у открытого окна. Мягкий воздух майского вечера по временам приносил звуки празднества. Слезы Нелл уже высохли, небо стало глубокого синего цвета, и первая звезда вышла раньше, чем вернулась Лилиан; ленты у нее все съехали набок, новые ботинки исцарапались, а на лице сияла торжествующая ухмылка.
Нелл открыла ей окно и помогла залезть обратно через подоконник. Лилиан вытащила из кармана кулек конфет и поделилась с Нелл.
— Нелл, там было так здорово, — сказала она, блестя глазами.
Ночью поднялся ветер и пошел дождь. Нелл проснулась от стука ветки сирени в стекло. Она долго лежала в темноте, широко раскрыв глаза и слыша рядом мирное дыхание Лилиан. Нелл очень жалела, что она так не похожа на Лилиан. Дождь шумел все сильней, все громче стучала ветка о стекло, и Нелл подумала, что теперь так никогда и не уснет.
Ура, мы отправляемся в путь! Не к волшебнику Изумрудного города, а в летний отпуск.
— Мы едем! — восторженно кричу я Патриции.
— Руби, заткнись.
Рубизаткнись, рубизаткнись. Можно подумать, что таково мое имя в Мире, Который Построила Патриция. Она сейчас занята тем, что рисует схематические непристойные картинки на запотевших изнутри стеклах машины. И внутри, и снаружи машины холодно и сыро — такая погода не предвещает ничего хорошего в плане отдыха. Годы, когда мы проводили отпуск в квартирах с самообслуживанием (Бридлингтон, Уитби), давно прошли, и нас ждут экзотические места — Сиджес, Северный Уэльс, а начинаем мы, пожалуй, с самого далекого и волшебного — с Шотландии!
Более того, мы путешествуем целой колонной — во всяком случае, на целых двух машинах. Наш караван из двух верблюдов возглавляет синий «форд консул классик» наших друзей и соседей, Роперов. Банти, как заправский игрок в покер, сделала непроницаемое лицо, когда Джордж выдвинул это предложение, «поболтав» с мистером Ропером через забор, он же — крепостная стена, разделяющая наши два пригородных замка. Мы с Банти суем в тостер разные мучные изделия — пресные лепешки, чайные булочки и тому подобное, — когда из сада является Джордж, оставляя повсюду грязь, и говорит:
— Я тут поболтал с Клайвом — хотите этим летом поехать отдыхать вместе с Роперами?
Банти мгновенно — не успеешь и глазом моргнуть — прилепляет на лицо улыбку и повторяет: «С Роперами?» — как раз тогда, когда половинка чайной булочки, дивно поймав момент, вылетает из тостера.
— С Роперами, — испуганным эхом отзываюсь я, ловя в прыжке сбежавшую булочку.
— А почему бы и нет? — жизнерадостно говорит Банти, намазывает булочку маслом и предлагает ее Джорджу.
Он отказывается, шествует через всю кухню к раковине и моет руки. Банти явно потрясена — она даже забывает указать Джорджу, что он оставил на красно-белом линолеуме цепочку грязных отпечатков, напоминающих схему из руководства (ноговодства?) Артура Мюррея по танцам. Более проницательный муж сразу понял бы, что рогат.
* * *
Время от времени за задним стеклом машины Роперов возникает Кеннет — как талисман, приносящий исключительно неудачи, — и корчит разнообразные рожи, то скашивая глаза, то высовывая язык, то изображая руками хлопающие уши, но женщины из рода Леннокс его стоически игнорируют. Банти счастлива, что у нее одни дочери, а поведение Кеннета ее несколько озадачивает, но Джордж без стеснения выносит вердикт: «Вот же маленький дебил».
Явления Кеннета отвлекают Джорджа, у которого все силы уходят на то, чтобы не отстать от Роперов. Мы страшно боимся потерять командира эскадрильи, поскольку он единственный знает дорогу в Шотландию, и Банти регулярно впадает в истерику и визжит на Джорджа: «Он кого-то обгоняет! Скорей, скорей, включай поворотники!» Горе любому транспортному средству, которое вклинится между нами и Роперами, — его мгновенно аннигилируют мозговые волны Банти.
И все же так покорно следовать за Роперами — гораздо лучше, чем иметь штурманом Банти; она либо отдает указания весьма приблизительно («B125, B126 — какая разница?»), либо уходит в глухую защиту: «Откуда я знаю, что там было на знаке? Ты тут водитель!» Даже сиди у нее на одном плече представитель Автомобильной ассоциации, а на другом — проводник из мира духов, она все равно заводила бы нас не туда. Впрочем, у мистера Ропера по временам получается не намного лучше. Вот сейчас он водит нас кругами по пригородам Карлайла, как самолет, вошедший в смертельный штопор (см. Сноску (ix)).
— Куда его опять черти занесли? — рявкает Джордж, когда мы въезжаем на круговую развязку, на которой побывали сегодня уже как минимум дважды.
— Вот опять эта лавка с рыбой и жареной картошкой! — говорит Банти.
— И автомастерская! Какого черта он хочет добиться? Я так и знал, что надо было ехать через Ньюкасл! — Джордж мотает головой с горечью человека, крепкого задним умом.
— А если ты знал, умник, то чего же промолчал? Почему ты ему не сказал, а?
На мой взгляд, прилюдно защищать своего любовника — не слишком удачная стратегия со стороны матери. Я искоса гляжу на Патрицию, чтобы узнать, что об этом думает она, но она занята — воспроизводит «Камасутру» на запотевшем стекле. На мой взгляд (который никого не интересует — на этот счет я иллюзий не питаю), она ведет себя по-детски. Впрочем, гораздо более по-детски ведет себя Банти, которая как раз требует, чтобы Джордж остановил машину и выпустил ее. Удивительно, как быстро спор переходит в скандал — стоит на минуту отвернуться.
— И что же ты намерена делать? Идти пешком из Карлайла домой? — язвит Джордж.
Но ответа не получает, потому что мистер Ропер вдруг начинает мигать поворотником, и Банти считает нужным оповестить об этом факте Джорджа. «Он останавливается! Он останавливается!» — визжит она, и Джордж так резко жмет на тормоз, что мои мозги едва не срываются с креплений.
— Я вас умоляю! — восклицает Патриция в пространство.
Иногда мне хочется плакать. Я закрываю глаза. Почему человек устроен так, что нельзя закрыть и уши тоже? (Может быть, потому, что тогда мы бы их вовеки не открывали.) Нельзя ли мне как-то ускорить эволюцию и отрастить на ушах перепонки — веки, подобные глазным?
Джордж и мистер Ропер торопливо совещаются на тротуаре, вертя карту так и эдак, пока не приходят к согласию. Банти дуется на пассажирском сиденье, изливая гнев равно на мужа и на любовника. Кристина высовывает голову из бокового окна и машет. Две недели в обществе Кристины Ропер (без права досрочного выхода за хорошее поведение) — не слишком заманчивая перспектива. Кристина помыкает мной, как рабыней, — будь мы в Древнем Египте, я бы уже своими руками строила для нее пирамиду. Я покорно машу в ответ. Малыша Дэвида не видно, — возможно, его пристегнули к верхнему багажнику.