И вся компания молодцов, взбираясь по очереди на бочку, провозглашала смерть, месть и ярость, объявляя все тот же адрес: туды, твою мать!
Рядом с дедовой лавочкой много лет соседствовал жестянщик Петр Михайлович Грибов, серьезный трезвый мужик, крепкий хозяин. Стояли они с прадедом рядом и внимательно слушали про свое будущее.
– Пинхас Эльевич, – наконец сказал Грибов, – мы-то с тобой не доживем, а вот правнуки наши еще услышат, как эти самые, кто орет сейчас «туды, твою мать!», обязательно завопят еще: «Сюды, твою мать!»…
Я посмеялась. Слышала эту байку, признаться, впервые, и она мне страшно понравилась. Историзмом своим, характерностью, жизненной силой. Да и крепкое слово я люблю.
Потом мама вспомнила, как в детстве возили ее с братом на лето в дивное село Жовнино на Украине. Как в голодные тридцатые дед перевез туда семью да купил на паях с соседями корову, которую мама – в ту пору маленькая девочка – выгоняла на выпас собственноручно. Эта корова спасла всю семью от голодной смерти… Пасла ее мама на взгорке рядом с церковью – там, возле кладбища, была густейшая трава. И сама церковь была замечательная – высилась на горе, отовсюду видная… Такие вот прекрасные воспоминания детства…
После войны мама приехала навестить оставшихся в живых соседей. Захотелось ей и в Жовнино наведаться, речкой полюбоваться, золотым песочком, красавицей-церковью…
– Куда-а! – махнули рукой друзья. – Жовнина в помине нет! Затопили водой, по плану. Там теперь водохранилище… А церковь ломали-ломали, взрывали-взрывали… а она не поддалась. Ну, ее и затопили… Так и возвышается колокольня посреди озера…
– И вот я тебя спрашиваю, – подхватила мама, глядя на очень древнюю гору перед нами, – зачем это нужно было – рушить и губить? Взрывать, кромсать, уничтожать…
Я не знаю – что отвечать на подобные вопросы. Мы обе вздохнули и замолчали.
– Давай послушаем новости? – предложила я.
– Зачем? – спросила мама, всю жизнь проводившая политинформацию среди рабочих вагонных цехов и, по-видимому, уставшая раз и навсегда от политических новостей… – Что ты надеешься услышать? А ведь казалось, что уже не вернется этот душный и беспомощный гнев, – сказала она. – Но Россия – как кинотеатр повторного фильма, и идет в ней одно бесконечное старое кино…
Я вяло возразила, что в этом отношении весь мир давно уже не может продемонстрировать ничего новенького.
Мама согласилась со мной, и мы стали пить чай. Со стороны Гефсиманского сада, с горы Елеонской, Масличной, потекли мерные удары колоколов с колокольни «Русская свеча».
На этой горе со времен окончания римского владычества распятия больше не практиковались.
– С чем у Вас ассоциируется весна в Израиле, где границы времен года не столь резко очерчены, как, скажем, в Подмосковье? Зависит ли Ваше вдохновение от природы и погоды?
– Мое вдохновение, или, лучше сказать – нормальное рабочее состояние, – зависит от чашки хорошего кофе – извините за прозаизм. Мы, гипотоники, вообще люди прозаичные. Хорошо б еще поспать ночью, хотя бы часиков пять, вот тогда самое вдохновение и накатит. Еще хорошо, когда родители здоровы и дети нервы не треплют, – тогда просто звезда со звездою говорит и в небесах торжественно и чудно, причем неважно – весна у нас, лето или собачий холод. А самый восторг, самый Парнас-то знаете когда накатит? – когда ты просыпаешься, зная, что тебе никудашеньки сегодня не надо бежать, отключаешь проклятущий этот телефон и садишься за работу, как ласточка, в семь, чтобы подняться в десять (вечера)… Вот это счастье, вот это – вдохновение, вот это – весна! Весна священная!
– И Ваши дни в Израиле похожи один на другой?
– Ну, это если гостей нет. Все же у меня восточная закваска: гость – главный в доме человек. Его надо обиходить, разгулять, накормить и, желательно, опоить. А после спать уложить, если удастся загнать его в гостевую комнату на втором этаже.
Вообще, я уже давно хочу написать такой рассказик о классификации гостей. Они бывают нескольких типов:
1. Высокообразованные люди, которые никогда не довольны местным экскурсоводом, во время экскурсии поправляют его, останавливают и начинают выкладывать все версии зарождения христианства, о которых читали на днях. Экскурсовод багровеет, остальные туристы топчутся, обливаясь потом и мысленно матерясь… И хорошо, если такие спонтанные лекции не заканчиваются скандалом.
2. Те, кто ни черта не читал и ни хрена не знают. На экскурсиях, которые ты им насильно купил и на которые собрал их, как собирают новобранца в военный поход, они задают идиотские вопросы. Например, стоя у храма Гроба Господня, склоняются к экскурсоводу и интимно спрашивают: «А Иисус там и сейчас лежит?»
3. Паломники. Это народ тяжелый. Они бледнеют перед калиткой в Гефсиманский сад, дрожа, припадают к камням, судорожно крестятся и бормочут. Они привезли вагон крестиков от всех друзей-родственников-сослуживцев, деловито выкладывают их на камне омовения, потом так же деловито собирают и сваливают в рюкзак. Несут, как олимпийский факел, пучок зажженных свечей, что купили у священника с промышленным лицом. Поверх голов лезут прикоснуться к камню – а он внизу, – и они валятся на колени как подкошенные, при этом их зады оттопыриваются и от напряжения они поднимают ногу.
Там можно увидеть какой-нибудь специальный персонаж, вроде тетки, с тщательно и истово замотанной платком головой. Рукава блузки она одергивает из скромности, чтобы кисти рук не слишком высовывались. При этом, когда она припадает к Голгофе, видны панталоны и голые пятки в сандалиях…
Эти рвутся нести действительно тяжелый крест по запруженной арабскими лавками улице Виа-Долороса, и ты бежишь вслед за каким-нибудь дядей Фимой, который у себя в Запорожье был агитатором и парторгом, не верил ни в бога, ни в черта, ни в советскую власть, громко напоминая ему, что Иисус был ровно вдвое его моложе и не перенес операции на сердце.
4. Гости – любители «лесов, полей и рек». Эти сразу предупреждают, что не пойдут ни на какие развалины, нудеж экскурсоводов в гробу видали и «музэи» их тоже не колышат. А вот есть ли тут грыбы? Водопады? А правда ли, что в Мертвом море можно сидеть на воде, курить сигарету и читать газету?
У этих отменное здоровье, и когда ты уже ползаешь, в полной уверенности, что наутро у тебя отвалятся ноги, они хотят «еще куда-нибудь прокатиться и где-нибудь побродить».
Картинка по теме:
Однажды мы принимали дальнюю родственницу из Америки. Тетка из Бруклина, семейная кличка Кабанчик. Затребовала везти ее на Мертвое море. Дама она пышная, увалистая, ноги переставляет постепенно, свою стезю утрамбовывает основательно. Я повезла – я ж за рулем, мне тут недалеко, – но предупредила: море склизкое, глицериновое, вода насыщена бальзамическими элементами, не дай господи, глотнешь – мигом в мумию превратишься.
– Ничего-ничего, – говорит, – я маленько только в воду войду, пяточки погреть.