– А если вкратце, профессор? – поморщился Эдуард Степанович.
– Вкратце?… Если вкратце, батенька, то мы с вами три года пытались установить контакт с инопланетными Белкой и Стрелкой.
Мочальников поправил очки и развернул в эль-планшетке еще два окна. Нельзя сказать, что нынешняя проверка доставляла ему удовольствие, но он привык выполнять работу с максимальной скрупулезностью.
Учреждение, с которым предстоит иметь дело сегодня, называется научно-исследовательским институтом «Пандора». Расположилось оно за пределами города, отдельно ото всех, а охраняется почище склада ядерных боеголовок.
Что такое это самое НИИ «Пандора», и для чего конкретно предназначено, Мочальников не имел ни малейшего представления. Как и те, кто его сюда направил. О загадочном институте ходятсамые разные слухи, но в одном они сходятся – ничего хорошего за этим белоснежным забором не происходит.
Некоторые считают, что институт курируется непосредственно президентом. Другие – что это особый отдел ФСБ. Третьи – что всем здесь заправляет военщина…
Кому именно НИИ «Пандора» подотчетен, Мочальников так и не выяснил. Но судя по количеству получаемых дотаций, претензий к своему подопечному у этого кого-то нет, и никаких ревизий он проводить не собирается.
Однако в стране существует еще и Комиссия.
Полное название организации, в котором Петр Захарович Мочальников трудится уже почти два года, звучит несколько длиннее, но все называют ее попросту Комиссией. Учредили ее в качестве третейского судьи – как совершенно независимый орган, обладающий полномочиями в любой момент провести ревизию в ЛЮБОМ учреждении. Частном или государственном – неважно. Причем безо всякого предупреждения. Формально Комиссия может залезть с проверкой хоть в кабинет президента.
Правда, этой возможностью она как-то не очень злоупотребляет.
Надо сказать, Комиссия приносит немалую пользу. За последний год ревизоры этой службы и в самом деле вскрыли несколько вопиющих безобразий. Они суют носы повсюду – от платных туалетов до военных баз – и везде выискивают нарушения и беспорядки. Правда, действуют очень разрозненно, методом случайного тыка – увы, из-за жесточайших требований к сотрудникам Комиссия испытывает сильный кадровый голод.
Будешь набирать кого попало – очень скоро превратишься в очередную коррумпированную шарашку, которых и так предостаточно…
Обычно применяется одна и та же простенькая схема – в учреждение, вызвавшее подозрения, отправляется ревизор Комиссии и проводит беглый осмотр. В зависимости от полученных впечатлений выносит вердикт – оставить в покое или устроить полную проверку.
Полная проверка зачастую заканчивается тем, что руководство провинившегося учреждения в полном составе отправляется на нары.
Надо сказать, Мочальников свою работу очень любит. Приятно, когда перед тобой постоянно заискивают. Приятно чувствовать себя этаким вершителем судеб. Знать, что достаточно одного слова, и твой собеседник кубарем полетит с должности.
На лапу ему тоже совали часто. Точнее, пытались совать – к взяточничеству Комиссия относится беспощадно. Единожды уличенный тут же вылетает с треском – и, как правило, прямиком за решетку. Поэтому служащие Комиссии уже давно прославились двумя качествами – неподкупностью и туповатостью.
Некоторые считают, что первое качество развилось у них именно благодаря второму.
Сейчас перед Мочальниковым стоят двое. Лучезарно улыбающийся старичок с разрастающейся лысиной и подтянутый особист средних лет, меланхолично жующий бутерброд с семгой.
– Так-так… – еще раз заглянул в файл Мочальников. – Так-так… Насколько я понимаю, в вашем НИИ официального главы нет – своего рода анархия… Однако неофициально всем здесь заправляете вы двое… Вы возглавляете ученую часть, а вы – административную… Я все правильно понял?..
– Правильно, батенька, – ласково улыбнулся ему старичок.
– Вы у нас Аристарх Митрофанович Гадюкин, профессор… доктор наук… действительный член академии… ого, какой длинный список…
– Нобелевский лауреат! – важно надул щеки Гадюкин.
– Нобелевский?.. – удивился Мочальников, меняя окна. – Вы уверены?.. У меня про это…
– Шутка! Шутка, батенька!
– Понимаю, – осторожно кивнул Мочальников, с опаской глядя на профессора. Шуток и розыгрышей он не любил с детства. – Так-так… А вы у нас, значит, Эдуард Степанович… а как фамилия?.. Фамилии у меня почему-то не написано…
– Засекречено, – спокойно ответил главбез НИИ «Пандора».
Мочальников хотел было спросить, не очередная ли это шутка, но тут же передумал. Вопреки обыкновению, ему неожиданно захотелось побыстрее все закончить и удалиться восвояси. Местная атмосфера вызывает нервозность – тревожно как-то, неспокойно… Пару раз он поймал себя на чувстве дежа-вю – вроде бы уже видел раньше и эти ворота, и этого странного профессора…
Да еще и хлоркой все время пахнет…
– Профессор, а почему у вас везде пахнет хлоркой? – спросил он, обращаясь к более дружелюбному из здешних руководителей. Каменноликий особист без фамилии смотрит очень уж неприветливо.
– Загадка природы, батенька! – весело закивал Гадюкин. – Сами гадаем! Мы в этом здании уже двадцать лет – и все двадцать лет в нем пахнет хлоркой! Как уж только ни бились, как уж ни вытравляли…
– Ну… ладно. Давайте начнем осмотр. С чего лучше начать?..
– С вестибюля, батенька, – ухватил ревизора под локоток профессор. – Сюда, сюда. Вот, смотрите. Это – наш вестибюль. Это – лестница. Это – лифт. Это – коридор. Это – мексиканский кактус, только на той неделе привезли. Это уборщик – дед Митя.
– Здоров, Митрофаныч! – махнул рукой морщинистый старичок, оторвавшись от пульта автоуборщиков.
– Ну а чем вы вообще здесь занимаетесь? – вежливо спросил Мочальников, делая какую-то отметку в окне эль-планшетки. – На чем ваш НИИ… специализируется?
– Да на всем, батенька! Совершенно на всем! И военные заказы выполняем, и частные, и даже от президента, бывает, поступает что-нибудь эдакое…
– Кхем!.. – кашлянул в кулак Эдуард Степанович.
– Ах да, конечно, все понимаю – строгий секрет, государственная тайна! – прижал палец к губам Гадюкин. – Хотя вам-то, батенька, можно, вы же из Комиссии! Ну что, давайте посмотрим мое хозяйство?..
Персональный комплекс профессора Гадюкина занял половину четвертого этажа. При входе устроилась миловидная секретарша – рыженькая, в изящных очках. Создается впечатление, что ее лицо не знает других выражений, кроме безграничной скуки и презрения ко всему окружающему. Челюсти девушки непрерывно работают, пережевывая жвачку с опытностью умудренной жизнью буренки.
– Доброго утречка, Мила! – радостно улыбнулся ей Гадюкин.
– Доброе утро, профессор, – с неожиданной приветливостью проворковала секретарша, кокетливо хлопая ресницами.