– Случилось что-то, Анатолий Сергеевич? – искательно вытаращился Каширин.
– Япона мать, ну что ты мне тут дурочку строишь? – устало вздохнул Костер. – Наличман где?
– Какой?..
– Такой. Ты у меня занимал?.. ы-мм… – на миг задумался авторитет. – Ах да, не ты, а тот жмурик, что до тебя тут распоряжался… Ну, мне это до жопы. Теперь долг на тебе. Понял, додик? – похлопал Каширина по щеке Костер. – Когда пришлешь?
– А сколько?..
Костер с удовольствием сказал, сколько. Каширин невольно застонал:
– Анатолий Сергеевич, да как же… Да это ж весь комбинат под откос… Да мне же тогда лапу сосать придется…
– Не хочешь лапу – соси что-нибудь другое, – спокойно ответил Костер, разворачиваясь к машине. – А только наличман чтоб завтра к обеду был. Или зарою.
Каширин остался стоять столбом, с ненавистью провожая взглядом уезжающих братков. Расяев умудрился напакостить даже из могилы.
Ну вот где, спрашивается, ему за сутки достать такую сумму? Комбинат заложить – и то едва-едва наберется…
Сделав несколько звонков, Каширин погрузился в мрачные раздумья. Он понятия не имел, зачем Расяев связался с Костром, зачем залез в такие неподъемные долги и из каких денег собирался расплачиваться. И он понятия не имел, чем станет расплачиваться сам.
Как следует все обдумав, Каширин напился вдрызг.
Утром, едва продрав глаза и кое-как справившись с непереносимым похмельем, он принялся бродить по квартире заводной игрушкой, открывая все ящики и роясь в карманах пиджаков. Он искал деньги. Или ценные бумаги. Хоть что-нибудь, чем можно будет расплатиться с Костром.
Но вместо этого нашел кое-что еще.
Выдвинув нижний ящик письменного стола, Каширин довольно долго смотрел на мятую коричневую бумажку, словно пытаясь вспомнить, что это такое и откуда оно тут взялось.
Дрожащая рука потянулась к находке. Очень-очень медленно. Очень-очень нерешительно. С первого раза ухватить листок не удалось – попытку пришлось повторять трижды.
Как и в прошлый раз, поблизости нашлась ручка.
На миг затаив дыхание, Каширин с трудом вывел: «Анатолий Костров».
Под ногами что-то затрепыхалось. Каширин обреченно опустил глаза и увидел, как тень отделяется от ног и уносится по полу, исчезая прямо под дверью.
Часы мерно тикали, отмеряя минуту за минутой. Каширин налил стакан самого дорогого коньяка и уселся напротив входной двери. Он ждал возвращения посланца. На сей раз страх уже не мучил – в голове воцарилась какая-то ледяная уверенность.
Тень вернулась в ожидаемое время. Она еще больше потемнела – теперь ее можно принять за пятно от пролитых чернил.
Каширин по-прежнему держал в руке стакан. Он так ни разу и не отхлебнул. Все время, пока неестественно черная тень подползала к ногам, хозяин не отрывал от нее взгляда.
Потом он выпил весь коньяк залпом.
Анатолий Костров скончался точно так же, как и Виктор Расяев. Смерть наступила быстро и неожиданно, вызвав немалое волнение в определенных кругах. Костер не оставил преемника, и за его место тут же начали воевать. Люди покойного разделились на три враждующих лагеря, каждый – со своим претендентом. На запах добычи подтянулись и соседи, не желающие упускать возможность урвать что-нибудь ценное.
Конечно, в этом шуме и беспорядке никто уже не вспоминал о скромном производителе лаков и красок.
Но Каширина это мало радовало. Фирму он полностью передоверил управляющему, а сам крепко запил, стараясь как можно больше времени проводить в пьяном забытье.
Квартира покрылась пылью и пустыми бутылками. Хозяин выбирался из нее только по вечерам – до продуктового, расположенного, по счастью, в том же подъезде, что и квартира. На улице он вообще перестал показываться – чернильно-черная шевелящаяся тень, постоянно лежащая у ног, заставляла эти самые ноги дрожать и подкашиваться.
По ночам Каширину снились кошмары. Тени выползали отовсюду, подкрадывались, множились, шептали…
У всех у них был один и тот же голос – голос того продавца в капюшоне.
На третий месяц такой жизни в квартире зазвонил телефон. Каширин некоторое время таращился на него пьяным взглядом, потом скатился с залитого пивом дивана, поднял трубку и промычал:
– Алле…
– Гражданин Каширин? – холодно спросили оттуда.
– Ахха…
– Это оперуполномоченный Труханов вас беспокоит, из уголовного розыска. Можете подъехать к нам завтра после обеда?
– За… чем?..
– Ерунда. Несколько маленьких вопросов. Я веду дело Расяева-Кострова… хотел бы с вами потолковать. Не возражаете?
– Ш-ш… што?.. Кха… кхакое дело?.. Они же сами… х-х… умерли, убийства не б-было… нет?..
– Мы так думали. Но недавно выяснилось кое-что интересное, и старые дела подняли. Объединили в одно. Интересные фактики выявились… Так что я вас жду.
– Я буду, да, хорошо… Тру… Труханов, а вас как зовут?.. А?.. Имя ваше как?..
– Семен Михайлович. До свидания, гражданин Каширин.
В трубке послышались гудки. Каширин некоторое время смотрел на нее, а потом опустил мимо аппарата.
Коричневый листочек с двумя фамилиями по-прежнему лежал в ящике стола. Каширин не открывал его уже три месяца.
На этот раз он почти не задумывался. Потянулся за ручкой и размашисто написал: «Семен Труханов».
Правда, в голове брезжило смутное воспоминание… что-то из сказанного тем странным типом в капюшоне… что-то такое… какое-то предупреждение напоследок…
Но с тех пор прошло целых семь месяцев. Да и голова у Каширина в последнее время работала хуже некуда.
Вечерний сумрак и винные пары застилали глаза. Но Каширин все равно отчетливо разглядел густую черную тень, отделившуюся от ног и уползшую под дверь.
Ничего страшного, все как в прошлые разы. Она сделает дело… сделает… Этот Труханов еще пожалеет, что вздумал поднимать старые дела… кто его просил, спрашивается?!
Он сам виноват… сам… сам… сам… сам…
Пусть теперь пеняет на себя.
Потом Каширина сморил сон. Точнее, он опять впал в болезненное хмельное забытье, положив голову на стол.
Очнулся Каширин от того, что почувствовал на себе чей-то взгляд. Не просто обычный человеческий взгляд, но нечто в прямом смысле буравящее, сверлящее, пронизывающее насквозь. Этот взгляд не сумел проигнорировать даже крепко спящий.
– Кто здесь?.. – вяло пробормотал он, поднимая голову.
В темноте что-то шевельнулось. Каширин зашарил по столу, ища выключатель ночника.
В темноте снова что-то шевельнулось. Теперь оно приблизилось вплотную. Каширин наконец нашарил выключатель и зажег свет.