– Напугала тебя эта слюнявая горилла, а, золотко?

Анна ласково пошлепала Спайка по макушке и сказала:

– У меня по крайней мере собака как собака. А развращенное убожество у тебя на руках – это какая‑то четвероногая Барби в шерсти.

Как именно началась драка между ними, история умалчивает. Спигги клялся, что первый удар нанесла принцесса Кентская, между тем менее пристрастный свидетель, мистер Анвар, утверждал, что это Анна запрыгнула супостатке на спину и завопила: «Вперед, моя поняшка!» Дерущиеся дамы – не такое уж редкое зрелище в переулке Ад, но члены клана Виндзоров в этом шоу выступали впервые. Люди слышали, как принцесса Кентская верещала, что Анна, мол, вышла за дворнягу. Анна в ответ орала, что у Спигги, в отличие от некоторых, хоть есть подбородок.

Маддо Кларк вынес на лужайку складной стул и устроился посмотреть, как немолодую лощеную прошмандовку будут валять в грязи. Наконец Спигги разнял дерущихся и утащил Анну домой, приговаривая:

– Брось, Энни, она того не стоит.

Маддо Кларк похвалил рукопашную подготовку принцессы Кентской и предложил свою помощь в избавлении от вымазанной грязью одежды, получив отказ, сложил стул и побрел восвояси.

34

Банки собачьего корма, доставленного продуктовым фургончиком, сплошь облепляли предупреждающие ярлыки: СОБАКИ УБИВАЮТ, СОБАКИ ПРЕДСТАВЛЯЮТ СЕРЬЕЗНУЮ ОПАСНОСТЬ ДЛЯ ВАШЕГО ЗДОРОВЬЯ, СОБАКИ ВЫЗЫВАЮТ СЛЕПОТУ СОБАКИ ЛИЖУТ СВОИ ГЕНИТАЛИИ, А ЗАТЕМ ВАШЕ ЛИЦО, НЕ КОРМИТЕ СОБАКУ НАКОРМИТЕ ГОЛОДАЮЩЕГО РЕБЕНКА, СОБАКИ ПЕРЕНОСЯТ БЛОХ.

Раздав банки, королева оставила Гарриса на попечении Чарльза и Камиллы, а сама отправилась домой надеть шляпу, пальто и перчатки. Убедившись, что удостоверение в сумочке, она вышла за дверь и двинулась к полицейскому кордону. Инспектор Лэнсер, избегая взгляда Елизаветы, взмахом разрешил ей проходить. В обычных обстоятельствах королева произнесла бы несколько приветливых слов – однажды они целых пять минут беседовали о погоде, – но сейчас она не смогла заставить себя говорить с инспектором.

У дверей интерната она ждала дольше обычного, без конца нажимая на кнопку звонка, а потом барабаня в дверь кулаком. Ей открыла незнакомая санитарка, катившая старушку в инвалидном кресле, и спросила с польским, как показалось королеве, акцентом:

– Что вы хочете?

Королева просунула ногу в дверь и сказала:

– Я пришла навестить мужа, мистера Виндзора, он на верхнем этаже.

Королева достала удостоверение; санитарка глянула на него и позволила ей войти.

Вонь чуть не сбила королеву с ног. Воздух словно сочился невидимыми зловонными веществами. Старушка в коляске обратила к королеве желтое лицо и прошептала:

– Ваше величество, меня здесь убивают.

Королева поспешила к лифту, но санитарка крикнула ей вслед:

– Он поломатый, лифт.

Взбираясь по лестнице и поминутно останавливаясь перевести дыхание, Елизавета слышала жалобные голоса своих сограждан, полные растерянности и страха, – голоса тех, кого она звала когда‑то подданными. И молодой грубый голос, отдававший команды кому‑то, кто явно не желал подчиняться.

Войдя в палату к мужу, она увидела, что Гарольд Баньян пытается донести до рта принца Филипа чайную ложку с йогуртом, однако мешала инвалидная коляска.

Увидев королеву. Баньян воскликнул:

– Слава богу, вы пришли!

Облик мужа встревожил Елизавету. За те шесть дней, что они не виделись, Филип как будто вдвое усох. Королева с трудом узнавала мужа в маленьком старичке, чья голова покоилась на замызганной подушке.

Баньян указал ей на многочисленные тарелки на тумбочке возле кровати Филипа:

– Он ничего не ел. И пить, надо думать, тоже не пил. Нам тут тугонько пришлось.

Пока королева пыталась напоить мужа водой из стакана. Баньян откатился к окну и уставился на улицу.

– Остается только наложить на себя руки, и стране окажу услугу, – сказал он. – Я никому не нужен, никто по мне не заскучает, я просто треклятая обуза. В этой стране быть стариком – преступление, за которое полагается наказание.

– Мистер Баньян, я уже здесь, и я вам глубоко благодарна за то, что вы пытались поддержать моего мужа.

– Я вовсе не поддерживаю монархию, просто он тоже человек, – буркнул Баньян.

Королеву так тронуло, что Баньян признал Филипа человеком, что она сказала:

– Может, когда починят лифт, кто‑нибудь из наших внуков свозит вас в библиотеку.

Баньян кивком поблагодарил и продолжал смотреть в окно на Англию, которой больше не узнавал.

Гаррис окончательно оправился, но теперь он стал совсем другим. Внешне новый Гаррис ничем не отличался от прежнего, но электрический разряд, потрясший его организм, прояснил ему разум.

Спустившись в первый раз с дивана и опробовав, держат ли его лапы, Гаррис объявил Сьюзен.

– Я воспрянул духом. Я всего лишь маленькая корки, но я не стану молча сносить этот антисобачий бред.

– Тебя чуть не убили, – проскулила Сьюзен. – Гаррис, не лезь на рожон!

Гаррис гавкнул:

– Я созываю сход. Я хочу, чтобы пришли все собаки поселка Цветов.

– Все собаки? – поразилась Сьюзен. – Что, и наши враги?

– Наши враги – люди, а не псы, – пролаял Гаррис.

И потихоньку стал взбираться по лестнице, то и дело останавливаясь перевести дух, поскольку лапы все‑таки еще слегка подкашивались. Старею, подумал он.

В спальне Гаррис заполз под кровать и там, в темноте и тишине, принялся думать. Когда королева, разыскивая Гарриса, опустилась на колени и стала выманивать его плюшками, которые испекла специально для него, он зарычал:

– О, прошу тебя, женщина, можешь ты не дергать меня?

Королева поднялась на ноги и сказала Сьюзен:

– Наш малыш уже выглядит на свои годы.

Королева и Сьюзен спустились на кухню, а Гаррис, устроившись в подкроватной тесноте, начал планировать революцию.

35

На следующее утро в переулке Ад царила праздничная атмосфера: проснувшись, жители обнаружили, что полицейский кордон исчез и можно перемещаться по поселку, кому куда заблагорассудится. Камилла в окно наблюдала за уличным оживлением: Уильям проехал на пикапе на работу, дети пошли в школу, позже двинулся в букмекерскую контору Маддо Кларк. Шанталь помахала ей рукой, поворачивая к интернату Фрэнка Бруно.

Камилле не терпелось тоже выйти на люди.

– Домоседка из меня никакая, – поделилась она с Беверли Тредголд, которая зашла справиться о здоровье Гарриса.

Услышав, что Гаррис «что‑то тихий и задумчивый, но в остальном вполне здоров», Беверли как будто даже огорчилась. Она‑то уже предвкушала горестные похороны в саду королевы. Хоть какой‑то повод нарядиться.