От мечтаний канцлера оторвало появление Джека Баркера, вступившего в кабинет походкой автоматчика, усвоенной после недавнего визита к президенту Соединенных Штатов.
Занимая кресло во главе стола, Джек сказал:
– Нынче утром мы можем себя поздравить. Минувший вечер был триумфом нашей политики. Мы провели два важных закона: акт о стремянках и акт об ограничении собак. Я догадываюсь, что некоторые из вас весьма привязаны к своим… – Джек выдержал паузу, окидывая взглядом сидящих за столом. – Своим стремянкам.
Он засмеялся.
– Но люди должны увидеть, как вы отделаетесь от них, и то же самое касается собак. Мы обязаны подать пример. Я хочу сделать фоторепортаж завтра утром здесь, на Даунинг – стрит. Если ваши собаки находятся в округах, возьмите служебные машины и привезите их. Они нужны мне у резиденции завтра к одиннадцатичасовому брифингу.
– И что станет с нашими собаками? – спросил министр финансов.
– Мы отправим их работать на фермах… в Канаде.
– Это распространится и на собак населения? – подал голос министр внутренних дел.
– Канада – большая страна, – ответил Джек.
Глава секретариата возбужденно зашелестел бумагами, предвкушая всплеск бюрократической возни, карантин и практические трудности с перевозкой десятков тысяч собак, их кормлением в пути и уборкой фекалий. Ведь выбрасывать загрязняющие вещества в море запрещено.
Министр финансов размышлял, хватит ли у него сил устроить переворот. Премьер, что совершенно очевидно, безумен, и канцлер знал, что большинство в кабинете согласится с его диагнозом, если сейчас он поднимется и обличит Джека. Он был почти уверен, что может рассчитывать на остальных, но чувствовал себя бесконечно уставшим и с горечью думал, что у Джека остались сторонники в силовых ведомствах. Слишком поздно. Вынув из кармана заявление, министр финансов подал его Джеку:
– Премьер – министр, я больше не могу работать в этом правительстве.
Все смолкли. Пока Джек читал, никто не смел шевельнуться.
Наконец Джек заговорил:
– Что ж, Стивен, хотел бы я сказать, что ты хорошо потрудился и что нам тебя будет не хватать, но не могу. Ты был не больше чем хренов счетовод и ничем не помог мне противостоять собачьему террору.
– Ты свихнулся, Джек, – произнес министр финансов. – Нет никакого собачьего террора.
Он огляделся в поисках поддержки, но министры отводили глаза.
Поздно вечером он уже был с Митци у себя в округе. Когда министр сообщил Веронике, что его карьере, а равно их браку пришел конец, она приняла новость спокойно и, уходя, сказала:
– Слава богу! Больше не придется изображать оргазм.
Инспектор Лэнсер перед компьютером в своем кабинете в вагончике читал последнее правительственное распоряжение. Акт об ограничении количества собак прошел одобрение парламента, утвержден и вступает в силу через четыре недели.
Лэнсер проворчал, обращаясь к Дуэйну Локхарту:
– Будто у нас без этого работы мало, вот ешкин кот. Придется снимать личный состав с наблюдения и бросать на инспекцию собак. И где, мать их, мне устраивать сборный пункт для собачни?
Инспектор распечатал циркуляр и раздал копии подчиненным. Дуэйн пропустил юридическую тарабарщину и сразу перешел к резюме. Там было несколько положений:
• Все собаки лицензируются (цена лицензии 500 фунтов ежегодно).
• В одном домовладении разрешается держать не более одной собаки.
• Запрещается содержание собак в квартирах и меблированных комнатах.
• В общественных местах лицензированных собак предписывается выгуливать на поводке и в наморднике.
• Собакам запрещается лаять, выть и скулить в период между 22.00 и 08.00.
• Собакам запрещается справлять большую и малую нужду в общественных местах.
• Собаки, нарушающие правила, подлежат изъятию.
• Изъятые собаки направляются на сборный пункт, откуда они будут отправлены в Канаду.
Тут инспектор Лэнсер, к ужасу Дуэйна, спросил:
– Послушай, Дуэйн, как насчет послужить в собачьем контроле?
– Если честно, сэр, я не особо лажу с собаками.
– А я не особо лажу с людьми, Дуэйн. Но мне приходится иметь с ними дело, правильно? Тебе понадобится защитная одежда, фургон, намордники и помощник, так что будешь работать с констеблем Бут. У нее особая слава, но это единственный известный мне констебль, способный взглядом усмирить питбуля.
Дуэйн слышал о констебле Бут, в данный момент она находилась на больничном: повредила спину на спортивных соревнованиях городской полиции.
– Похоже, опасная работа, – заметил он.
– Угу, – согласился Лэнсер. – Так что убедись, что твой тазер в порядке. Иные хозяева могут и разбушлатиться.
– Думаю, я не очень гожусь для этой работы, сэр, – еще поупирался Дуэйн. – Я слишком мягкий.
– А ну не хнычь, Локхарт! – зарычал Лэнсер. – Не то враз окажешься за воротами на своей мягкой заднице.
Констебль Абигайль Бут имела крепкое сложение и волевой подбородок. Она была свирепо честолюбива и, казалось, обходилась без раздумий и без чувств. Она с удовольствием приняла новое назначение.
– Никогда не понимала, какой прок в собаках. В смысле, зачем они нужны?
Дуэйн считал, что будет справедливо предупредить владельцев собак о новом законе, и попросил Абигайль Бут составить листовку с четким разъяснением правил и указанием четырехнедельного срока.
– Зачем это? – изумилась Бут.
– А откуда люди возьмут пятьсот фунтов на собачью лицензию? И как насчет тех, у кого несколько собак? Мы поступим по – людски, если дадим им время решить, какую собаку оставлять.
– По – людски! – презрительно фыркнула констебль Бут. – Тебе нужно было в Армию спасения идти служить и колотить там, мля, в бубен. По мне, так «по – людски» – это для слабаков, а слабаки – это отстой.
Играя желваками, она плюхнулась за компьютер и через несколько минут выдала черновик листовки, декорированный цепочкой скалящихся собачьих голов (рисунок Бут скачала из Интернета). Весь день ксерокс изрыгал листовки, и к тому моменту, когда дежурство Дуэйна и констебля Бут окончилось, листовки были сложены в пачки по сто штук и готовы к утренней доставке.
После службы Бут предложила выпить, и они двинулись прочь из зоны, в «Герб Кларендонов». Абигайль решительно вошла в паб и стукнула по стойке основательным кулаком.
– Ты чем одурманиваешься? – спросила она напарника.
У Дуэйна никогда не было напитка, который он мог бы назвать любимым. Помешкав, он нашелся:
– Я буду то же, что ты.
– Две пинты черного с пикулем, – крикнула Бут хозяину, который в дальнем конце стойки пытался отделаться от зануды, что без умолку трещал о голе, который на его глазах забили в 1974–м.