– За все, что выпадет на нашу долю, да возблагодарим Природу, нашу мать! – прорычал Крокус.
Из рук в руки поплыли блюда, на тарелки шлепались странные серо-бурые куски.
Я вспомнил великолепные обеды с жареным мясом, которые устраивала моя бабушка. Нежный жирок с говядины она срезала и подсовывала мне в качестве особого угощения.
Когда у всех на тарелках громоздились неопрятные кучи, Майкл Крокус произнес:
– Предлагаю открыть дебаты. Вопрос в том, следует ли нам с мамой оставаться в браке, пока она гуляет с Роджером Мидлтоном, а я подвергаюсь утехам для одиноких? Либо нам следует развестись, продать дом, лавку и пойти каждый своим путем?
Все промолчали, и Крокус уставился на меня:
– Ну же, родные мои, что вы думаете, а?
Моя тревога росла с каждой минутой. По какой-то необъяснимой причине этот человек обращался со мной так, будто я член семьи.
– Но, папа, – почти прорыдала Маргаритка, – я хочу, чтобы вы с мамой всегда жили в этом доме.
– Магги, дорогая, – сказала Нетта, – тебе не кажется, что ты капельку эгоистична? В один прекрасный день ты выйдешь замуж и покинешь нас, верно? И возможно, этот день не так уж далек?
Теперь все семейство Крокусов уставилось на меня. Я почувствовал, что сейчас тоже зарыдаю.
– Никто на мне никогда не женится, – всхлипнула Маргаритка. – Я такая невзрачная, такая глупая.
И умолкла, явно ожидая возражений.
– Вспомни, что советовал тебе психотерапевт, Магги, – сказала Нетта. – Прежде всего ты должна научиться любить себя.
– И тебе надо раскошелиться на хорошего парикмахера, – вставила Гортензия.
– И на покупку приличной одежды, – добавила Георгина.
Маргаритка уткнулась головой мне в плечо. Ничего не оставалось, как приобнять ее.
Георгина прошептала мне в ухо:
– На твоем месте я бы дала деру, пока не поздно.
Майкл и Нетта Крокус одновременно поднялись и хором возвестили:
– Время обниматься!
После чего заключили Маргаритку в крепкие родительские объятия.
Георгина отвернулась и сунула два пальца в рот.
Не знаю, как я досидел до конца трапезы. Нетта и Майкл Крокус повествовали о своих психосексуальных проблемах с ошарашивающей откровенностью и обстоятельностью. Нам даже пришлось выслушать историю о том, как Нетта ублажила Майкла во время концерта Боба Дилана на острове Уайт.
Наконец Гортензия вскочила и обратилась к родителям:
– Я не в силах дальше выносить эту грязь! Вы двое на всю жизнь внушили мне отвращение к сексу. Я возненавидела вас за то, что вы оба разгуливали по дому голыми и запрещали ставить на двери щеколды.
Обед закончился слезами и взаимными упреками. Майкл Крокус поверх голов рыдающих женщин сказал мне:
– Хорошо, когда семья может откровенно говорить о таких вещах, правда, Адриан?
– Но ведь ничего не решено, – ответил я. – Будет Нетта спать с Роджером Мидлтоном или нет, в конце концов?
– Я приму решение, после того как в полночь схожу к рябине, – сказала Нетта. – Спою под деревом песню про рябину, и, если заухает филин, я стану спать с Роджером в свободном браке. А если филин промолчит, разведусь с папочкой и через суд потребую половину дома и половину лавки.
Затем, к моему ужасу, она затянула песню про рябину:
Ой, рябина, ой, рябина.
Ой-ля-ля!
Как мне грустно, как мне грустно.
Ой-ля-ля!
Ой, мужчина, ой, мужчина.
Ой-ля-ля!
Он мой милый голубок
Ой-ля-ля!
С ним я лягу на соломке.
Ой-ля-ля!
Поцелуй подарит мне.
Ой-ля-ля!
Мне остаться или нет?
Ой-ля-ля-ой!
Когда она умолкла, Георгина заухала филином, что, по-моему, было довольно жестоко с ее стороны.
Я принялся убирать со стола, но Майкл Крокус остановил меня:
– Нет, пусть женщины займутся посудой. Нас ждет беседа в моем кабинете.
С гораздо большей охотой я разделся бы догола, вымазался в меду и залез в медвежью берлогу зоопарка Уипснейд. Тем не менее я двинулся следом за Крокусом, поскольку всё – всё на свете без исключения! – лучше, чем находиться в компании трех рыдающих женщин.
Крокус сел за письменный стол и прикрыл глаза рукой. Я не знал, остаться ли мне на ногах или сесть в видавшее виды кресло из красного дерева, обтянутое кожей.
– Адриан, мне кажется, я неплохой человек, – наконец заговорил Крокус. – По крайней мере, я пытался сделать жизнь человечества лучше. Десять лет каждые пасхальные выходные под проливным дождем я ходил в Олдермастон. [27] Закупал и устанавливал палатки для женщин в Гринем-Коммон. [28] Однажды послал корзину фруктов Нельсону Манделе в тюрьму на остров Роббен. Доставил сотню вегетарианских голубцов шахтерам, стоявшим в пикете в Ноттингеме. Я нес культуру в рабочие клубы и пел там Шуберта, но им больше по нраву сражения в лото. Я горько разочаровался в английском рабочем классе, Адриан. Рабочие предпочли приобретательство искусству, материальные ценности – культуре, а поклонение знаменитостям – здоровой духовности.
Я так мало прошу для себя, Адриан. У меня немного потребностей: овощи и фрукты ежедневно с ломтем доброго хлеба, кувшин домашнего пива и, конечно, книги. Но превыше всего, Адриан, превыше всего для меня всегда была любовь моей семьи. Мне посчастливилось иметь двух замечательных жен и трех дочерей, две из которых меня любят.
Он поднял голову и стукнул кулаком по столу. Чернильницы и перьевые ручки дружно подпрыгнули.
– Я сожалею только об одном. – Теперь он смотрел на меня в упор, точно гипнотизер. – Я страстно мечтал о сыне. И мне кажется, Адриан, я его нашел. У нас с тобой так много общего. Я тоже презираю спорт и плебейскую культуру. И так же, как ты, я обожаю Маргаритку. Адриан, ты тот сын, которого у меня никогда не было. Прошу, скажи, что я могу опереться на тебя в грядущие черные дни.
Он протянул руку. Что мне оставалось делать, дорогой дневник? Только пожать ее. Аудиенция длилась целых четырнадцать минут, за это время я не произнес ни слова.
Понедельник, 9 декабря
Ужасный скандал, в котором замешана миссис Блэр, жена премьер-министра, она же профессиональный юрист. Миссис Блэр доверилась некому Питеру Фостеру прожженному мошеннику, – он вел переговоры от ее имени о покупке двух квартир в Бристоле, на берегу реки, общей стоимостью свыше полумиллиона фунтов.