– Послушай, – сердито сказал Томчак, возвращая Стрельникову телефон, – о чем ты вообще думал, когда затевал всю эту историю? Ты что, надеялся, что Люба никогда не вернется? Ты же должен был понимать, что рано или поздно она приедет, узнает о том, что ты обвенчался с ее подругой, и тебе придется как-то смотреть ей в глаза при встрече. Ты прав, Володя, нам давно надо было поговорить. Просто как-то так у нас повелось в последнее время, что мы твои поступки не обсуждаем. С тех пор как мы стали работать вместе, то есть с того момента, как ты стал моим начальником, да и Генкиным тоже, мы не считали для себя возможным обсуждать твою жизнь с тобой. Ты волен поступать так, как считаешь нужным, ты уже взрослый мальчик и наших советов не спрашивал. Ты только давал указания и требовал их беспрекословного исполнения. Но история с Милой нас крайне удивила. Твой разрыв с Аллой мы восприняли более спокойно, хотя тоже недоумевали, но твой поступок по крайней мере не казался ничем из ряда вон выходящим. Разлюбил жену, с которой прожил двадцать лет, полюбил молоденькую – что ж, мало найдется мужиков, с которыми этого не случалось бы хоть раз в жизни. Но с Милой… Тут уж ты, извини, погорячился. Что на тебя нашло? Почему ты не дождался возвращения Любы и не свел ваши отношения на нет потихоньку, как делают порядочные люди? Ты избегал телефонных разговоров с ней, ты не снимал трубку, слыша через автоответчик ее голос. Может быть, тебе это не интересно, но она рассказывала Ларе, что голодала, отказывалась от обеда или ужина, чтобы хозяин дал ей деньги наличными. На эти деньги она покупала телефонную карточку, чтобы позвонить тебе. А ты не снимал трубку. На что ты рассчитывал? Ты же понимал, что рано или поздно она приедет и тебе придется с ней объясняться.
– Она голодала? – тихо переспросил Стрельников. – Я этого не знал. Мила сказала, что у нее все хорошо, она прекрасно устроена, у нее интересная и прилично оплачиваемая работа. Выходит, она мне солгала?
– Не в том дело, что она тебе солгала, а в том, что ты ей поверил. Тебе хотелось поверить, и ты поверил. Ты даже не удосужился хоть раз снять телефонную трубку, когда звонила Люба, чтобы убедиться в правдивости Милы и в том, что у женщины, с которой ты прожил два года и на которой обещал жениться, действительно все в порядке. Я не хочу говорить плохо о покойнице, но ты не мог не видеть, что она лжива вся насквозь. Ну признайся, ты это понимал?
– Слава, я прошу тебя… Давай не будем обсуждать Милу. Какая бы она ни была, но ее больше нет. Не нужно тревожить ее память. Лучше посоветуй, как быть с Любой. Как мне себя вести, если я встречусь с ней на похоронах?
– Не знаю, – резко ответил Томчак.
Ему очень хотелось сказать что-нибудь грубое, вроде «ты заварил – ты и расхлебывай. Когда Милу в постель укладывал, ты у меня советов не спрашивал», но он понимал, что с друзьями так себя не ведут. Володя просит совета и помощи, и ему надо помочь, а не читать нравоучения.
– Если хочешь, мы с Ларисой возьмем Любу на себя, когда она появится. В конце концов, она нормальный разумный человек и не станет устраивать тебе сцены и выяснять отношения в такой момент.
– Ты уверен?
– Конечно. Если бы она считала, что ты должен с ней объясниться, она пришла бы к тебе, не дожидаясь, пока ее соперница…
Томчак запнулся. Что он говорит? Идиот. Его послушать, так получается, что Люба, может быть, и не думала объясняться со Стрельниковым, пока была жива Мила. Она ждала ее смерти. Ждала… Черт, бред какой-то. Люба не могла этого сделать. Хотя почему, собственно, не могла? Так ли хорошо он ее знает, чтобы с уверенностью это утверждать?
Стрельников снова умолк, глядя на огонь. В отблесках пламени его лицо казалось высеченным из камня, каким-то мертвенно-неподвижным и неожиданно жестким.
– У меня к тебе еще одна просьба, Слава, – негромко сказал он. – Меня уже допрашивал следователь. Его очень привлекает версия убийства из ревности. И два самых перспективных подозреваемых для него – это я и Люба.
– Ты? – удивился Томчак. – Ну, Люба – понятно. Но почему ты?
– Потому что Мила вела весьма активную жизнь за моей спиной. Но я этого не знал, честное слово, Славка, я клянусь тебе, я этого не знал. Мне об этом сказал следователь. У меня не было причин ревновать ее. Ты мне веришь?
– Верю. Значит, ты считаешь, что это сделала Люба?
– Не имеет значения, что именно я считаю. Я не убивал Милу. И ни в коем случае нельзя допустить, чтобы убийцей оказалась Люба. Ты меня понимаешь?
Да, Томчак это хорошо понимал. Одно дело, когда будущую жену убивает неизвестный убийца, и совсем другое – когда оказывается, что ты сам спровоцировал ситуацию и одна твоя любовница расправилась с другой. Ни о каком новом назначении после такого скандала и речи быть не может. Но если не будет нового назначения для Стрельникова, то не будет и новых хороших должностей для Вячеслава Томчака и Геннадия Леонтьева. Вот и весь расклад. Значит, нужно сделать все, чтобы выгородить Любу. Потому что никто, кроме нее, не мог убить Милу Широкову.
– Я тебя понимаю, Володя, – медленно произнес Томчак. – Надеюсь, что и Гена тебя поймет. И наши жены тоже. Ты можешь на нас положиться. Мы тебя не подведем.
Вот так и должно быть среди друзей. Долой обиды и недоразумения, долой бабские глупости и сопливые сантименты. Друг в беде, и ему нужна помощь. И он эту помощь получит.
Она никак не могла включиться в окружающую жизнь. Что-то с кем-то происходило, кто-то что-то говорил, люди куда-то ходили, но Люба не могла вникнуть в суть. Целыми днями она пыталась заставить себя встряхнуться, но не могла. Мила умерла. Она ее убила. «Этого не может быть, – твердила себе Люба, – я не могла этого сделать. Так не бывает. Я не могла, не могла, не могла. И все-таки сделала».
Перед родителями нужно было делать лицо, и она старалась изо всех сил. Больше всего, конечно, ее доставала мать.
– Ты все еще дома? – неподдельно удивилась она, придя с работы через два дня после возвращения Любы. – Я думала, ты снова будешь жить у Володи. Почему ты не у него? Вы что, поссорились?
– Ничего мы не ссорились, – вяло откликнулась Люба. – Могу я пожить дома, в конце концов? Что в этом особенного? Или я вам мешаю?
Мать озабоченно склонилась над ней.
– Что случилось, Любочка? Ты с ним порвала? Он тебя чем-то обидел? Скажи мне.
– Ничего не случилось. Оставь меня в покое, пожалуйста. Мне нужно побыть без него какое-то время.
– Понимаю, – закивала мать, – у тебя новый роман. Ты с ним познакомилась в Турции? Почему ты мне ничего не рассказываешь?
– Нет у меня никакого нового романа, мама, оставь ты ради бога эти глупости. Просто мне нужно побыть без Володи. Можешь ты это понять?
Мать обиженно вздохнула и ушла на кухню готовить ужин. Отец, кадровый военный, вопросов о Стрельникове вообще не задавал, ему с самого начала не нравилось, что дочь живет у женатого любовника, зато его очень беспокоило, что Люба, вернувшись из-за границы, так и не начала работать. Он был человеком старой закалки, и домашнее безделье казалось ему чем-то из ряда вон выходящим.