Нужно постараться, чтобы Томчак поверил и ничего не заподозрил. Джинсы, свитер, волосы распустить, чтобы вид был несерьезный и слегка богемный, как и положено писательнице. Глаза сильно не красить, ресницы намазать погуще, чтобы красиво оттенить темно-серые глаза, а от подводки надо, пожалуй, воздержаться. Так, что еще? Ах да, бижутерия. Ее для такого случая должно быть побольше и желательно побезвкуснее. Эдакая толстушка-простушка, пишущая несерьезные дамские романчики. Да, и книжку не забыть, хотя бы одну, для убедительности. Подарить Томчаку с авторской надписью – вроде бы знак вежливости, но в то же время подтверждение, что действительно писательница, не самозванка какая-нибудь. Какую же книжку взять?
Татьяна взяла с полки несколько своих книг и придирчиво оглядела обложки. Эту нельзя, здесь рядом с фотографией помещены сведения об авторе, где красивым округлым шрифтом написано, что автор Татьяна Томилина в свободное от творчества время служит следователем и черпает свои сюжеты из собственной практики. Не пойдет. А вот эту можно, здесь про следователя ничего не написано. Можно было бы и вот эту, здесь вообще нет сведений об авторе, но и фотографии нет, а без фотографии неубедительно получится. Мало ли чью книжку принесла самозванка. На обложке стоит «Татьяна Томилина», а по паспорту она Образцова, поди докажи, что она и есть автор.
Кажется, все. Оделась, причесалась, накрасилась, книжку взяла. Может, диктофон прихватить? Нет, не стоит, Томчак может испугаться, диктофон – это уже попахивает журналистикой, он разоткровенничается, а материал, того и гляди, в эфир попадет или на страницы газет. Лучше по старинке, с блокнотом и ручкой. Не очень молодая и не очень преуспевающая писательница старой школы… Да, вот так будет правильно.
Выбрав образ, Татьяна накинула куртку, втиснула ноги в удобные «прогулочные» туфли на низком каблуке и отправилась на вокзал.
* * *
Едва ступив на крыльцо добротного деревянного дома, она поняла, что в доме этом поселилась тоска. Татьяна даже не смогла бы сказать определенно, откуда появилось это ощущение, но оно появилось и было очень четким, почти осязаемым. Дверь ей открыл светловолосый мужчина, который когда-то был, вероятно, блондином, а теперь стал почти полностью седым. Он был небрит, наверное, дня два, и лицо его было хмурым и неприветливым.
– Что вам угодно?
– Вы – Вячеслав Петрович Томчак?
– Да. А вы кто?
– Меня зовут Татьяна, я… – Она отрепетированно замялась, словно стесняясь того, что собирается произнести. – Видите ли, я пишу книги… Одним словом, я узнала из газет, что мою книгу нашли в сумочке убитой девушки…
– И вам стало любопытно? – резко оборвал ее Томчак.
По его тону Татьяна поняла, что такого рода любопытство он никоим образом не одобряет.
– Это нельзя назвать любопытством. Тут другое. Вы позволите мне войти?
Томчак молча посторонился, пропуская ее в дверь. Татьяна зашла на веранду и бросила сумку на стул.
– Вячеслав Петрович, если бы я была обыкновенной любопытной нахалкой, гоняющейся за «жареными» фактами, я пришла бы не к вам, а к Стрельникову. Но я с уважением отношусь к его горю и не смею тревожить его в такое тяжелое время. Поймите, мне как автору небезразлична история девушки, которая читала мою книгу, может быть, за несколько минут до того, как трагически погибла. Вероятно, вам это кажется нелепым…
– Присаживайтесь, – предложил хозяин, и Татьяне показалось, что он немного смягчился. – Я понимаю, что вы хотите сказать, но не понимаю, почему вы пришли с этим ко мне. Было бы более правильным поговорить с подругами Милы, а я… Я ведь знал ее совсем мало. Можно сказать, почти не знал.
– Это не так просто, как вы думаете, – заметила она с улыбкой. – Я ведь не следователь, для меня получать информацию – большая проблема. Вот в этой заметке, – Татьяна достала из сумки сложенную вчетверо газету и развернула на нужной странице, – сказано, что погибшая Людмила Широкова была невестой господина Стрельникова, в недавнем прошлом – президента Фонда поддержки и развития гуманитарного образования. Я пришла в Фонд, и там мне назвали Геннадия Федоровича Леонтьева и вас как ближайших друзей и помощников Стрельникова. А где работала девушка – здесь не сказано. Вот, собственно, поэтому я и пришла к вам.
– А почему не к Леонтьеву?
– Не знаю. – Татьяна обезоруживающе улыбнулась. – Наверное, потому, что вы сейчас живете на даче, то есть у вас есть время со мной поговорить. И потом, если бы я сначала пришла к Леонтьеву, он задал бы мне точно такой же вопрос: а почему не к Томчаку? Пятьдесят на пятьдесят.
На самом деле она умышленно выбрала именно Томчака. Обиженный и расстроенный, он мог рассказать о Стрельникове гораздо больше интересного, чем Леонтьев, который, уйдя из Фонда, преподавал одновременно в четырех или пяти коммерческих вузах, крутился как белка в колесе, мотаясь из одного конца Москвы в другой, сильно уставал и вряд ли нашел бы время и желание вести с незнакомой писательницей неспешные беседы.
– Ну хорошо. Так о чем вы хотели меня спросить?
– Расскажите мне хоть что-нибудь об убитой девушке. Какая она была? Что любила? Меня интересует ее характер, привычки. Впрочем, если вы почти не знали ее…
– Да, здесь я вам вряд ли могу быть полезным. Похоже, вы напрасно потратили время на поездку сюда.
– Может быть, вы знаете, где она работала?
– Нет, не знаю.
Знает, подумала Татьяна. Не может не знать. Вся их компания прекрасно знает, что бывшая и нынешняя любовницы Стрельникова были подругами и работали вместе. Чего ж ты темнишь, господин Томчак?
– А где она жила? Адрес знаете?
– Тоже нет.
– Как же так, Вячеслав Петрович? – удивленно протянула Татьяна. – А мне сказали, что вы и Леонтьев – ближайшие друзья Стрельникова. И при этом ничего не знаете о его невесте?
– Представьте себе. Это вы, женщины, все сразу же рассказываете подругам со всеми подробностями.
В его голосе зазвучало неприкрытое раздражение.
– А у вас, мужчин, это не принято? – усмехнулась Татьяна. – Хорошо, Вячеслав Петрович, не буду больше к вам приставать. Позвольте подарить вам мою последнюю книгу. Маленький презент в виде компенсации за доставленное беспокойство.
Она достала из сумки книжку карманного формата в яркой обложке. На титульном листе уже заранее была сделана дарственная надпись. Томчак взял книгу, рассеянно повертел в руках, но на фотографию все-таки внимание обратил и сведения об авторе прочел.
– Так вы – автор множества бестселлеров? – недоверчиво переспросил он. – Или это обычный рекламный трюк?
– Ну, как сказать, – снова улыбнулась Татьяна. – Кто как считает. Для одних и три книги – много, для других – и тридцати мало.