Он приподнялся на локте и посмотрел на часы, стоявшие на тумбочке у кровати.
— Начало десятого.
Она замялась.
— Утра?
— Да, конечно.
Она тихо ойкнула и пулей вылетела из постели. Подбежала к окну и раздвинула тяжелые шторы. Темная комната тут же наполнилась светом. Когда перед глазами перестали плясать круги, Савьер завороженно уставился на ее обнаженную фигуру, вырисовывающуюся на фоне окна. Он не мог оторвать от нее глаз. Кровь стучала в висках, внутри все напряглось.
— Как же так? Уже утро! Почему ты мне не сказал? Что у тебя за шторы? — Она схватилась рукой за штору и рассмотрела ее поближе. — Я думала, еще ночь!
— Хорошие шторы. Со специальным светоблокирующим покрытием. Без них меня каждое утро слепило. — Он сел, опираясь на подушки, и завел руки за голову. — Мне, конечно, приятно на тебя смотреть. Но у соседей вид лучше. Может быть, повернешься ко мне лицом?
Она быстро шагнула назад, прочь от окна, и прикрылась одной из штор.
— Не может быть! Я тут удивляю твоих соседей, выставляя себя напоказ в голом виде. Воскресным утром.
— И узрел я лик Божий.
— Мне надо идти, — она повернулась к двери.
— Нет.
— Мне надо быть в ресторане. Испечь торты на день. Я страшно опаздываю. Обычно в это время у меня уже все готово. Где моя одежда? — Джулия огляделась и хлопнула себя по лбу. — Ах да, внизу. — Она бросилась, голая, прочь из спальни.
Савьер улыбнулся и встал с кровати. Накинул халат и спустился вниз.
Она одевалась стремительно. Когда он вошел в гостиную, Джулия уже была в джинсах и босоножках и как раз натягивала блузку. Она направилась к выходу, но Савьер перехватил ее и прижал к стене рядом с дверью.
— Мы вернулись к тому, с чего начали. Думаю, это знак свыше. Мы должны повторить.
— Если ты выпустишь меня, я испеку тебе торт.
— Ну ты и хитрюга.
В дверь внезапно постучали — прямо над правым ухом. Джулии. Она испуганно вскрикнула.
Савьер поморщился и потер ухо.
— Кто это? — прошептала она.
— Без понятия.
— Не открывай. Может быть, они уйдут.
— И вызовут полицию, потому что в доме кричала женщина. Какие проблемы? Ты не хочешь, чтобы люди знали, что мы были вместе? — он шагнул к двери, не дожидаясь ответа Джулии, потому что боялся, что ответ ему не понравится. Даже после прошлой ночи она все равно была словно вода, вытекающая сквозь пальцы. Он не знал, как ее удержать.
Савьер открыл дверь и тихо выругался про себя, увидев, кто стоит на пороге. Это уж точно не продвинет дела ни на шаг.
— Привет, Савьер, — сказала Холли, входя в дом. — Это ты кричал как девчонка? — и остановилась, увидев Джулию. Немая сцена у двери слегка затянулась. Савьер нарушил неловкое молчание.
— Холли, ты помнишь Джулию Уинтерсон?
— Конечно, помню. — Холли бросила на Савьера колючий взгляд, а потом улыбнулась Джулии. — Рада тебя видеть, Джулия.
— Я тоже. Прошу прощения, но мне надо бежать. Я страшно опаздываю.
И она исчезла. Опять.
Савьер закрыл дверь и повернулся к своей бывшей жене.
— Я забыл, что ты должна прийти.
Холли чмокнула его в щеку, прошла через гостиную в кухню и принялась готовить кофе. Савьер пошел следом за ней, вспоминая, что он испытывал, когда в шестом классе предложил Холли быть его девушкой — это пылкое чувство: «наконец-то я смогу подержать ее за руку». Она была его лучшей подругой всю школу. Он ее очень ценил. Уважал. Но не знал, любит ее или нет. Та ночь с Джулией на школьном футбольном поле могла бы расставить все по местам, но он испугался. Побоялся отказаться от будущего, которое давно себе запланировал.
Это Савьер настоял на разводе. Когда стало ясно, что у него не может быть детей, Холли все равно осталась с ним. На самом деле у нее появилась почти маниакальная решимость держаться до конца. Во что бы то ни стало. Она изучала документы об усыновлении и старательно изображала воодушевление. Дети были существенной частью их планов, но в какой-то момент Савьер понял, что она так отчаянно хочет детей, потому что ей не хватает того, что есть между ней и Савьером. И никогда не хватало.
— Все-таки ты сделал это, — сказала Холли, когда Савьер вошел в кухню. — Даже не верится. — Она засыпала молотый кофе в кофеварку.
Савьер сел за стол.
— Ты о чем?
— Не прикидывайся дурачком, — она обернулась к нему через плечо и улыбнулась. Холли выглядела замечательно. Сегодня она собрала волосы в хвост, открывая лицо, и было видно, что оно чуть-чуть округлилось, так что острые скулы выступали уже не так явно. Она набрала вес, но ей это шло. И самое главное, выглядела счастливой. — Я слишком хорошо тебя знаю. Ты запал на нее еще в школе. И вот наконец ты ее получил.
Савьер тяжко вздохнул.
— Насчет «получил» я не уверен.
Улыбка Холли погасла.
— Черт, я совсем не хотела…
— Ты здесь ни при чем. Кстати, ты потрясающе выглядишь.
— Ты правда нормально относишься ко всему? Что я опять вышла замуж? И вот к этому? — Она положила руку себе на живот.
— Холли, я очень рад за тебя. Честное слово.
Она фыркнула и вернулась к приготовлению кофе.
— Ты так говоришь лишь потому, что сам кое-что получил прошлой ночью.
Савьер поднялся из-за стола и пошел к себе в кабинет.
— Я подготовил все документы тебе на подпись.
Когда Эмили проснулась, бледный утренний свет проникал в комнату сквозь открытую балконную дверь. Эмили не знала, сколько сейчас времени, было чувство, что она спала всего пару минут.
Записка.
Эмили быстро взглянула на тумбочку у кровати. Записка была на месте.
Эмили взяла ее и принялась вертеть в руках. Едва удержалась, чтобы ее не обнюхать.
Как быть? Что делать? Встречаться с ним или нет?
Уин говорил, он не винит ее в том, что сделала ее мама. Но откуда Эмили знать, правду он говорил или нет? Что у него на уме? Она не узнает, пока все не закончится. Так или иначе.
Ее мама была самым смелым человеком из всех, кого она знала. Но даже мама не нашла в себе сил посмотреть в лицо своему прошлому.
Значит, Эмили сделает это за нее.
Она сделает то, чего мама сделать не смогла. Чтобы найти свое место здесь, ей надо отделить себя от того человека, кем была ее мама в представлениях жителей Мэллаби, но в то же время ей нужно как-то исправить то, что здесь натворила мама. Как это сделать, Эмили не знала. Но ей что-то подсказывало, что Уин может знать, что его интерес к ней был не таким однозначно простым, как он хотел это представить. Но с другой стороны, ее собственный интерес к Уину тоже был непростым.