Вилликинс прислуживал Ваймсу и леди Сибилле. Строго говоря, в поездках это не входило в его обязанности, но, говоря еще строже, большинство камердинеров не носят в кармане изящно скроенной куртки латунный кастет.
– Ну, мальчики, чем вы занимались сегодня утром? – весело спросила Сибилла, когда тарелки опустели.
– Мы видели какого-то вонючего и очень худого дядю, – сказал Юный Сэм. – Во-от такая борода! Очень вонючий. И мы нашли яблоню, только у нее яблоки на вкус как какашка.
Безмятежное выражение лица Сибиллы не изменилось.
– А потом вы спустились с холма, похожего на пудинг? А как насчет ха-ха, хо-хо и хе-хе?
– Да, и там везде коровьи какашки! Я в них наступил, – Юный Сэм ждал взрослого ответа, и мать сказала:
– Ну, у тебя есть новенькие сапожки, правда? Они для того и нужны, чтобы наступать в коровьи какашки.
Сэм Ваймс увидел, как личико сына просияло от невероятного восторга. Сибилла продолжала:
– Твой дедушка всегда говорил мне: если увидишь в поле большую кучу навоза, разбросай ее вокруг ровным слоем, чтобы трава росла хорошенько.
Она улыбнулась, увидев лицо Сэма.
– Это правда, дорогой. Навоз – основа сельского хозяйства.
– Лишь бы он понял, что не стоит пинать грязь в канавах, когда мы вернемся в город, – сказал Ваймс. – Кое-что там способно и сдачи дать.
– Мальчик должен знать, что такое жизнь в деревне. Пусть поймет, откуда берется еда и как мы ее получаем. Это очень важно, Сэм.
– Ну конечно, дорогая.
Леди Сибилла взглянула на Ваймса так, как умеют смотреть только жены.
– Таким тоном ты говоришь, когда считаешь, что тебе навязывают неприятную обязанность.
– Я просто не понимаю…
Сибилла перебила:
– Однажды Юный Сэм будет всем этим владеть, и я хочу, чтобы у него были некоторые представления о деревне. А еще я хочу, чтобы ты расслабился и наслаждался отпуском. Потом я свожу Юного Сэма на Домашнюю Ферму, чтобы показать ему, как доят коров и собирают яйца.
Она встала.
– Но сначала я отведу его вниз, в склеп, чтобы мальчик посмотрел на своих предков, – Сибилла заметила выражение ужаса на лице мужа и поспешно добавила: – Не волнуйся, Сэм, они лежат спокойно. Более того, в очень дорогих гробницах. Может быть, сходишь с нами?
Сэм Ваймс был близко знаком со смертью. Впрочем, самоубийства вгоняли его в уныние. В Анк-Морпорке в основном вешались: самоубийца должен был отличаться чрезвычайной решительностью, чтобы прыгнуть в реку Анк – в том числе потому, что тело отскакивало несколько раз от поверхности, прежде чем проломить корку. Все самоубийства приходилось расследовать на тот случай, если это вдруг было замаскированное преступление [9] . В то время как мистер Трупер, городской палач, мог отправить человека на тот свет так быстро и гладко, что жертва почти ничего не замечала, Ваймсу слишком часто доводилось видеть, что способны натворить дилетанты.
Семейный склеп Овнецов напомнил ему городской морг после закрытия. Он был переполнен; некоторые гробы стояли боком, как на полках в покойницкой, и оставалось лишь надеяться, что они не свалятся. Ваймс подозрительно наблюдал, как жена водила Юного Сэма от таблички к табличке, читая имена и коротко рассказывая о каждом, и ощущал вокруг холодную, бездонную глубину времени. Холодом дышали сами стены. Каково Юному Сэму знать имена своих прабабушек и прадедушек, живших во тьме веков? Ваймс никогда не знал своего отца. Мать сказала, что старика задавила на улице телега, но Ваймс подозревал, что это была повозка пивовара, которая «переезжала» его много лет подряд. Конечно, был еще Старина Камнелиц, ныне реабилитированный тираноубийца, и его статую в городе никогда не украшали хулиганские надписи, поскольку Ваймс недвусмысленно дал понять, что сделает с посягателем.
Но Старина Камнелиц был просто точкой в истории, чем-то вроде правдивой легенды. Он не имел никакого отношения к Сэму Ваймсу. Их разделяла зияющая бездна.
И все-таки Юный Сэм однажды станет герцогом, и об этом стоило подумать. Он не будет гадать, кто он такой, он будет просто знать, и влияние Сибиллы перевесит все проблемы, которые могут возникнуть у того, чей отец – Сэмюэль Ваймс. Юный Сэм еще задаст миру встряску. Для этого нужна уверенность в себе; а пачка занятных, хоть и сдвинутых по фазе, предков, способна впечатлить простого человека. Да и непростого тоже.
Вилликинс слегка покривил душой. Горожанам тоже нравились оригинальные личности, особенно настоящие злодеи, ну или просто достаточно интересные люди, способные внести свою лепту в нескончаемое безумное представление, которое являла собой уличная жизнь Анк-Морпорка. Если у тебя отец пьяница – считай, что тебе не повезло; зато иметь прапрапрадедушку, который мог выпить столько бренди, что моча горела, а потом, если верить Вилликинсу, возвращался домой, чтобы отужинать рыбой и жареным гусем, заливал все это соответствующим количеством вина и до рассвета играл с приятелями в «свинку под седлом» [10] , чтобы взять реванш за вчерашнее… Многим нравятся такие штуки и такие люди – люди, которые дают жизни пинка под зад и орут: «А ну, пошевеливайся!» Таким предком можно гордиться, правда?
– Кажется… я хочу прогуляться один, – сказал Ваймс. – Оглядеться, побродить там и сям, исследовать деревенскую жизнь в своем темпе.
– Вилликинс составит тебе компанию, дорогой, – произнесла леди Сибилла. – На всякий случай.
– На какой случай, дорогая? Я каждую ночь хожу по городским улицам. Вряд ли мне нужна дуэнья для прогулки по сельской местности! Я пытаюсь проникнуться здешним духом. Буду смотреть на нарциссы – вдруг они наполнят меня радостью, ну или что там им положено делать. Я постараюсь не пропустить какую-нибудь редкую зарянку или поганку. Может быть, я увижу, как кроты пускаются в полет. Я несколько недель читал в газете заметки о природе! Казалось бы, я умею гулять в одиночестве! Командора Стражи не напугает пятнистая мухоловка!
Госпожа Сибилла по опыту знала, когда не стоит спорить. Она сказала лишь:
– По крайней мере, никого не обижай, дорогой, хорошо?
Через десять минут Ваймс заблудился. Не физически, а метафорически, духовно и философски. Аромат цветущих изгородей был каким-то блеклым по сравнению с ядреными городскими запахами, и Ваймс не имел ни малейшего понятия, что такое шуршит в зарослях. Он распознал телок и бычков, потому что часто навещал район скотобоен, но здешние телки и бычки не были охвачены ужасом. Они внимательно смотрели на него, когда он проходил мимо, словно делали мысленные пометки. Да-да! Мир перевернулся вверх дном. Ваймс был стражником, он всегда был стражником – и рассчитывал стражником умереть. Нельзя перестать быть стражником; поэтому он перемещался по городу более или менее незаметно. Его видели разве что те, чьей профессией было замечать стражников, и чья жизнь зависела от того, чтобы заметить стражника первым. По большей части, Ваймс сливался с окружающим пейзажем, пока крик, звон разбитого стекла или звук зловещих шагов не возвращал его к реальности.