– Я буду благодарен, если вы с мистером Дэйвом вскроете сверток и скажете мне, что внутри.
Он сел на бочонок и взял понюшку из табакерки, пока за спиной слышалось шуршание. Наконец Фини произнес:
– Командор, это похоже на…
Ваймс вскинул руку:
– Похоже на каменную пыль, Фини?
– Да, но…
Ваймс вновь жестом велел ему замолчать.
– В ней видны красные и черные крапинки, если поднести к свету?
Иногда гены стражника в Фини давали себя знать.
– Так точно, командор Ваймс!
– Значит, тебе и твоему приятелю Дэйву… – Ваймс взглянул на упомянутого Дэйва еще раз и вспомнил о презумпции невиновности, – …повезло, что вы не тролли, потому что, будь вы троллями, вы бы уже были мертвы. Штука, которую вы держите в руках, называется «хрустальный слэм», готов заложить свой значок. Молодые тролли употребляют «слэм» как наркотик, вам это известно? Они вынюхивают маленькую-маленькую щепотку и думают, что могут пройти сквозь стену – и, разумеется, проходят, – а через несколько приемов падают мертвыми. «Слэм» вне закона во всех странах, и его очень трудно производить, потому что запах при его изготовлении ни с чем не спутаешь, и искр тоже много. Продажа «слэма» в Анк-Морпорке, Убервальде и всех тролльих поселениях карается виселицей. Алмазный король троллей вручает внушительную награду всякому, кто выдаст ему подпольную фабрику.
Ваймс с надеждой взглянул на упомянутого Дэйва – вдруг тот выдаст себя. Нет, подумал он, «слэм» здесь делать не станут. Весь этот табак привезли откуда-то с юга, то есть издалека.
Они осторожно вскрыли остальные бочонки и нашли много табака и несколько пачек первоклассных сигар. Несколько штук Ваймс сунул в нагрудный карман для подробной экспертизы. На дне каждого бочонка лежали аккуратные свертки «хрустального слэма», «скреба», «сполза», «сброса» и «схода», всё – изрядная дрянь, хотя «сход», в общем и целом, считался легким наркотиком. Конечно, если считать «легким» марафет, после которого просыпаешься в канаве, не зная, чья голова у тебя на плечах.
Как можно больше образцов загрузили в карету, и Ваймс остановился, лишь когда рессоры начали стонать. Прочие бочонки сложили грудой, и, по приказу Ваймса, очень гордый старший констебль Наконец их поджег. Когда наркотики загорелись, начался небольшой фейерверк, и Ваймс подумал, что это только начало праздника…
Когда люди сбежались посмотреть, что случилось, Ваймс уверил их в своих правомочиях и объяснил, что мистер Трепет уедет на некоторое время, а потому не мог бы кто-нибудь пока присмотреть за птицами? Судя по реакции, соседи полагали, что мир без мистера Трепета и его вонючих индюшек, несомненно, станет лучше и чище, поэтому напоследок Ваймс открыл сараи и дал бедным птицам шанс.
Осененный еще одной замечательной идеей, он подозвал взволнованного Дэйва и сказал:
– Алмазный король троллей одобрит наши сегодняшние действия. Разумеется, мы как действующие офицеры не имеем права принимать вознаграждение…
– Не имеем? – тоскливо уточнил Фини.
Ваймс сделал вид, что не расслышал, и продолжал:
– Но, так или иначе, я позабочусь, чтобы ваша сегодняшняя помощь была должным образом вознаграждена.
Лицо трактирщика просияло. Если в одной фразе встречаются слова «алмазный» и «награда», у человека сразу повышается настроение.
Ваймс и Фини ехали в скрипящей карете за запертыми дверцами, но слегка приоткрыв окно, потому что с мистером Трепетом в его нынешнем состоянии было не очень приятно находиться в замкнутом пространстве – он буквально потел индюшками.
Признание обвиняемого! Вот это результат. Трепет и не думал спорить. Ваймс буквально увидел его лицо, когда Призывающая Тьма предъявила ему свои свидетельства. Он отметил каждый взгляд, каждое содрогание, которые, вместе взятые, сложились в железобетонные улики. Признание обвиняемого! К этому прибегают, чтобы спасти свою шкуру – или, возможно, получить камеру получше. Преступник признается, чтобы избежать лишних проблем, и иногда это действительно удается, но не задаром, и цена – смерть на виселице, если он солжет. Ты солгал судье, солгал королю, солгал обществу и всему миру, поэтому энергичный мистер Трупер встретит тебя на эшафоте, пожмет руку, чтобы показать, что ничего лично против тебя не имеет, а затем нажмет на рычаг, и ты покинешь мир, который предал, и зависнешь, не коснувшись земли.
И потом, конечно, тролльи наркотики. Свидетельство их существования так встревожило Трепета, что он изобрел новых богов, которыми и клялся, что ничего не знал про эти бочонки. Ваймс ему поверил. С точки зрения Трепета, в бочонках не было ничего, кроме табака, старого доброго табака. В табаке нет ничего дурного, а контрабанда… ну, это же своего рода игра, как всем известно. Никакой беды в том, чтобы перехитрить таможню, для того она и существует! Ваймс подумал: «Я всегда говорил, что именно так оно и работает. На почве мелких преступлений прорастают большие. Ты смотришь сквозь пальцы на мелкие преступления, а крупные разносят тебе башку…»
Горестный Трепет сидел напротив и, вероятно, боялся, что его насмерть забьют тролли, но, как уже заметил Ваймс, этот тип в принципе боялся всех на свете. Поэтому он, по доброте душевной, предложил Трепету некоторое утешение.
– Ты оказался в плохой компании, Тед. Ты думал, что просто усложняешь жизнь стражнику, но внезапно стал соучастником убийства и, пусть невольно, замешался в дело с чрезвычайно серьезными тролльими наркотиками, самыми сильными, какие только есть. Но тебе просто не повезло с приятелем, Тед, и я так и скажу на суде.
В покрасневших глазах Трепета появилась надежда.
– Спасибо, сэр.
И все. Ни развязности, ни нытья, просто благодарность за милосердие, на которое он так надеялся.
Ваймс наклонился вперед и протянул озадаченному Трепету табакерку. Тот взял большую щепоть и с такой силой втянул в нос, что неизбежный чих вышел через уши. Не обратив на это внимания – а также на тонкую коричневую дымку, повисшую в карете, – Ваймс откинулся на спинку и бодро произнес:
– Я замолвлю словечко перед тюремным начальством в Танти, они мне не откажут… – Он взглянул на исполненное надежды лицо и подумал: «Черт возьми, я знаю, что сейчас там битком набито. Этому нахалу все равно ничего особо не светит, как бы я ни старался. Ну, предположим». Он продолжал:
– Нет, мистер Трепет, вот что я сделаю – мы посадим вас в камеру в Псевдополис-Ярде. Как вам такой вариант? Конечно, сидеть в одиночке скучновато, но иногда это может показаться сущим благословением, особенно после пятнадцати минут, проведенных в некоторых камерах Танти. И потом, мои парни не прочь поболтать, если им особо нечем заняться. А еще у нас крысы поспокойнее и свежая солома, и мы не плюем заключенным в кашу, а если ты будешь хорошо себя вести и не станешь шуметь по ночам, так и волноваться не о чем.
– Со мной проблем не будет, командор! – выпалил Трепет лихорадочно, как человек, который страшно боится, что его не услышат.