– И не смейте говорить мне, что мой Фини больше не стражник! Он стражник, как его отец, и дедушка, и прадедушка! – Она помедлила и сердито продолжала: – Прошу прощения, я ошиблась, его прадедушка был преступником, но ведь это же очень близко к стражнику!
Метла со свистом проносилась в воздухе, когда госпожа Наконец размахивала ей направо и налево.
– Я вас знаю! Одни из вас лесничие, другие браконьеры, а некоторые просто сукины дети, простите мой клатчский! – Тут она заметила Ваймса и, лишь на мгновение задержавшись, чтобы обрушить метлу, как дубинку, на ногу парня, который сделал шаг не в ту сторону, ткнула в Ваймса пальцем и возопила: – Видите его? Он джентльмен – и настоящий стражник! Настоящих стражников, как мой Генри, упокой боги его душу, и как командор Ваймс, сразу видно! Потому что у них настоящие значки, которыми открыли тысячу пивных бутылок, вот что, и, поверьте, будет больно, если вам такой значок сунуть в зубы! Ваши бумажки, которыми вы, парни, тут размахиваете, мне смешны! Еще шаг, Дэви Хэкетт, и я засуну метлу тебе в ухо, даже не сомневайся!
Ваймс окинул взглядом толпу, пытаясь отделить злобных и опасных от невинных и глупых. Он поднял руку, чтобы отмахнуться от мухи, и услышал, как толпа ахнула, а потом увидел на булыжниках стрелу. Госпожа Наконец разглядывала черенок метлы, перебитый пополам.
Теоретически, ей следовало завизжать, но она слишком долго общалась со стражниками, а потому, покраснев от гнева, указала на сломанную метлу и произнесла типичным тоном старушки матери:
– Она, между прочим, стоит полдоллара! Метлы на деревьях не растут! Придется кому-то заплатить!
Немедленно руки лихорадочно зашарили в карманах. Один из присутствующих, сохранивший толику ясного ума, снял шляпу, и в нее посыпались монеты. Поскольку большинство из них были доллары и полудоллары, выхваченные из карманов в спешке, госпожа Наконец, скорее всего, получила бы пожизненный запас метел.
Но Фини, который так и кипел, швырнул шляпу наземь, как только ее протянули.
– Нет! Это похоже на взятку, ма. Кто-то в тебя выстрелил. Я видел стрелу, она вылетела из толпы, прямо из середки. Я требую, чтоб ты вернулась в дом, ма, потому что не хочу потерять тебя, как отца, слышишь? Черт возьми, ступай в дом, ма, и, как только ты закроешь за собой дверь, я поучу эту публику хорошим манерам!
Фини так и пылал. Если бы сейчас на голову ему упало яблоко, оно бы взорвалось. Его ярость – чистая справедливая ярость, то состояние, в котором человек обретает идею, намерение, а главное, смелость, чтобы насмерть схватиться с теми, кто стоит вокруг – была первоочередным вопросом для озадаченных односельчан, перевешивавшим вопрос второстепенный, а именно – какую часть лежавшей на земле мелочи, примерно на шесть долларов, удастся вернуть.
Ваймс не произнес ни слова. Для слов не было места. Любое слово отпустило бы тормоз, который держал под контролем месть. Потомственная дубинка Фини, которую юноша вскинул на плечо, выглядела предупреждением свыше. В его руках она могла стать причиной мгновенной смерти. Никто не смел бежать; бежать значило стать кандидатом на свистящее дубинное возмездие.
Похоже, настал подходящий момент.
– Старший констебль Наконец, можно я тебе скажу пару слов как полисмен полисмену?
Фини туманно взглянул на Ваймса, как человек, пытающийся разглядеть что-то на другом краю вселенной. Один из стоявших вокруг решил, что пора удирать, но за спинами толпы раздался глухой удар, и голос Вилликинса произнес:
– Прошу прощения, ваша светлость, но этот джентльмен сам споткнулся о мою ногу. К сожалению, у меня очень большие ноги.
В подтверждение своих слов, он вздернул с земли парня, чей нос, скорее всего, должен был обрести изначальный цвет через пару недель.
Все взгляды обратились на Вилликинса, кроме взгляда Ваймса, потому что в тени, подальше толпы, снова торчал чертов Стонер. Не в толпе, разумеется. Уважающий себя законник не станет смешиваться с толпой, о нет, он просто будет стоять и наблюдать.
Фини с яростью взглянул на остальных. В конце концов, споткнуться и упасть так просто.
– Я ценю содействие вашего слуги, командор, но это мой участок, если вы меня понимаете, и последнее слово останется за мной.
Юноша тяжело дышал, переводя взгляд с одного лица на другое в поисках первого, кто двинется или хотя бы возымеет к тому желание в ближайшем времени.
– Я стражник! Не всегда хороший или умный, но я стражник, и тот, кто сидит в каталажке, – мой заключенный, и за него я готов биться насмерть, и если это будет смерть нескольких ублюдков, которые явились к моей матушке с арбалетами, не умея ими пользоваться, – значит, так тому и быть! – Он понизил голос, перестав кричать, и продолжал: – Я знаю вас, как знали мой отец и дед – по крайней мере, некоторых из вас, – и могу сказать, что вы не такие плохие, как…
Фини замолчал.
– Что вы здесь делаете, мистер Стонер? Просто стоите и смотрите? Что, кому-то вы уже подкинули деньжат?
– Это подсудное заявление, юноша, – заметил Стонер.
Ваймс осторожно подошел к чиновнику и шепнул:
– Я даже не стану говорить, что вы испытываете судьбу, мистер Стонер, потому что ваше везение иссякло, как только я вас увидел, – он многозначительно почесал переносицу. – И учтите, у меня тоже большие ноги.
Фини, ни на что не обращая внимания, продолжал:
– Я хочу, чтоб вы все знали: несколько дней назад на холме убили молодую гоблинку, которая молила о пощаде. Это дурно. Очень дурно. Человек, который способен убить гоблинку, однажды может убить и вашу сестру. Но я помогу моему… – Фини запнулся и продолжал: – …моему коллеге, командору Ваймсу, и отдам преступников в руки правосудия. И это еще не все, честью клянусь, потому что я, как и вы, знаю, что три года назад среди ночи гоблинов с холма согнали к реке и куда-то увезли. Я не знаю, помогал ли в этом кто-нибудь из вас, и прямо сейчас не стану разбираться, потому что вы всегда делаете то, что велят, хотя некоторые почему-то стараются больше остальных…
Фини развернулся, намекая, что исключений нет.
– И я еще кое-что знаю. Что вчера поздно вечером, когда мы ехали в Заусенц, в Свесе схватили пачку гоблинов и отправили на колесной лодке вниз по реке в…
– Что?! Почему ты мне раньше не сказал? – взревел Ваймс.
Фини даже не взглянул в его сторону – он не сводил глаз с толпы.
– Раньше? Извините, командор, но тут было столько дел, да я и сам узнал незадолго до того, как прибежала вся эта публика, ну а потом тем более стало некогда. Лодка, скорее всего, плыла мимо, пока мы вскрывали бочонки в Заусенце. Эти господа хотели, чтобы я отдал им моего – вашего – нашего заключенного, ну и тогда, конечно, вмешалась матушка, а вы сами знаете, как бывает сложно, когда вмешиваются матушки. Я никому не разрешал двигаться, ясно?!
Это относилось к мужчине, который стоял, согнувшись почти пополам.