Пора начинать…
Кареты стояли вплотную вокруг Оперы, когда различные особы, высокие и низкие, покидали свои экипажи и спешили к дверям, пробиваясь через толпу жаждущих войти. Хорошо было тому, кто прихватил с собой отряд троллей или гномов.
Анк-Морпорк любил сюрпризы, если, разумеется, они не затрагивали доходов. Занавес должен был подняться только через час, но никого это не смущало, потому что главным было находиться здесь, а еще важнее – чтоб тебя видели другие, особенно те, кому ты хотел попасться на глаза. Какое бы зрелище ни предстояло, оно обещало стать светским событием, и если ты здесь был, и если тебя видели, и если случившееся было важным, значит, важным был ты сам.
Предстоял исторический вечер, даже если таинственному представлению было суждено забыться. Очень богатые люди часто устраивают такие штуки из тщеславия, но сегодняшнее мероприятие интриговало особенно, а в случае провала сулило хотя бы здоровый смех.
День переходил в ночь. Паб наполнялся, клиенты тоже – Джимини сообщил им, что они опять пьют за счет командора Ваймса. Трактирщик внимательно наблюдал за ним с порога. Тени удлинялись, а Ваймс неподвижно стоял, время от времени поглядывая на часы.
Наконец появился парнишка, всем известный как юный Фини, по-прежнему с рукой на перевязи, но, тем не менее, по мнению стариков, он выглядел гораздо взрослее, чем до сих пор. С ним пришел кузнец Джефферсон, который даже в лучшие времена считался пороховой бочкой с зажженным фитилем, и у него, как и у Фини, был значок. Публика хлынула из паба, когда эти двое подошли к Ваймсу и начался тихий разговор. Люди гадали, для чего у кузнеца с собой рупор; наконец они увидели, как Джетро передал его Ваймсу. Фини и кузнец зашагали к пабу, и зеваки расступились, словно море, пропуская их внутрь.
Ваймс вновь посмотрел на часы. На лужайку сходилось все больше народу. Те, кто обладал чутьем на драматические события, сбегали домой и сообщили, что затевается какое-то дело, «пойдемьте, глянем». Деревенским жителям, точь-в-точь как городским, нравятся интересные зрелища, даже если это чья-то смерть. Они тоже любят говорить: «Я там был и все видел», даже если приходится добавлять «бр-р-р».
Ваймс в последний раз убрал часы в карман и поднес рупор к губам.
– ДАМЫ И ГОСПОДА! – Кузнец смастерил неплохой громкоговоритель, и голос Ваймса разлетелся по всей лужайке. – Я слышал поговорку, дамы и господа, что в конце концов все грехи прощаются.
Краем губ, чтобы только Фини и кузнец слышали, Ваймс добавил:
– Посмотрим.
И продолжил:
– Здесь совершались дурные поступки. Здесь отдавали дурные приказы. Здесь выполняли дурные приказы. Но так больше никогда не будет… правда, дамы и господа? Потому что существует закон. Но прежде чем он появляется, должно случиться преступление.
Во мраке царила абсолютная тишина, когда Ваймс зашагал через лужайку к груде изгородей. Он разбил о них две бутылки бренди, отступил на шаг и бросил в груду горящий окурок.
Разговоры в Опере стихли и прекратились, когда из-за занавеса на сцену вышла госпожа Сибилла. Она была женщиной, что называется, обширных пропорций, хотя и подозревала, что некоторые из них были даже более чем обширными. В любом случае она могла позволить себе платье от лучших портных и обладала манерами и осанкой, которые отличали ее сословие – ну, или, по крайней мере, сословие, к которому она принадлежала по рождению, поэтому, едва госпожа Сибилла вышла на сцену, раздались аплодисменты. Когда госпожа Сибилла решила, что они длятся уже достаточно долго, она сделала чуть заметный жест, и в зале, как по волшебству, воцарилась тишина.
У госпожи Сибиллы был особый тембр голоса для такого рода случаев. Каждому казалось, что она обращается именно к нему. Она сказала:
– Милорд патриций, госпожа Марголотта, ваша светлость господин наместник, послы, дамы и господа, я тронута, что вы все согласились прийти на мой маленький вечер, особенно учитывая то, что я упрямилась и так мало о нем рассказывала, – госпожа Сибилла сделала глубокий вдох, и несколько пожилых джентльменов на первых рядах чуть не разрыдались [34] .
– Недавно мне посчастливилось найти несравненного музыканта, и без дальнейших промедлений я поделюсь с вами этим удивительным секретом. Можно потушить свет, Джеффри? Спасибо. Дамы и господа, я имею честь представить Слезы Гриба, которая сыграет нам свое сочинение под названием «Сумеречная серенада». Надеюсь, вам понравится. Точнее, я не сомневаюсь, что понравится.
Госпожа Сибилла отступила назад, когда занавес раздвинулся, и опустилась на стул рядом со Слезами Гриба, которая послушно сидела возле концертной арфы.
Невзирая на внешне невозмутимое обличье, сердце у Сибиллы стучало, словно отбивая чечетку. Притушить свет – отличная мысль. Чтобы девочка не увидела тысячи собравшихся в зале. Сибилла взяла Слезы Гриба за руку, боясь, что та, внезапно оказавшись на виду у всего Анк-Морпорка, вдали от дома, страшно испугается, но всё обернулось иначе. Девочка была необычайно спокойна, как будто не понимала, что должна испытывать трепет. Она на свой странный лад улыбнулась Сибилле и замерла, держа пальцы над струнами. В зале не было слышно ни звука, кроме шепота – зрители спрашивали друг друга, что это за маленькая, замершая в ожидании фигурка. Госпожа Сибилла тоже улыбнулась. Когда они поймут, будет уже поздно. Она посмотрела на часы.
Пламя поднялось так высоко над поместьем Овнецов, что сияние было видно в Анк-Морпорке (спорим на галлон бренди и связку тюрбо). Ветра почти не было, и костер напоминал маяк.
Ваймс объявил собравшейся толпе:
– Дамы и господа, сегодня местность, известная как Графства, переходит под власть закона, под которым я подразумеваю истинный закон, который записан, чтобы все могли его прочитать или даже изменить, если достаточное количество людей этого захотят. Старший констебль Наконец и констебль Джефферсон действуют при поддержке своих коллег из анк-морпоркской городской Стражи, которой было бы приятно знать, что к их здешним коллегам относятся с должным уважением. В настоящий момент сюда, со всем уважением, везут разных лиц, хотя и, вероятно, к их неудовольствию. Некоторые из них – те самые люди, которые называют себя магистратом, и вскоре их увезут и попросят объяснить в присутствии законников, по какому праву они заняли эти должности. И если кто-нибудь из вас хочет возразить, пусть выйдет и скажет. Закон ради людей, а не наоборот. А если вдруг случается наоборот, не бойтесь браться за оружие, понятно? В баре по-прежнему наливают бесплатно, НО ПРЕЖДЕ ЧЕМ ВЫ ТУДА КИНЕТЕСЬ, Я СКАЖУ ЕЩЕ КОЕ-ЧТО!
Ваймсу пришлось вновь поднести рупор к губам, потому что слова «бар» и «бесплатно» в одной фразе оказали воодушевляющий эффект на слушателей.
– И сейчас, дамы и господа, гоблины на Холме Висельника – как и прочие гоблины в этой местности – находятся под моей защитой и под защитой закона. Они также подчиняются закону, и уж я позабочусь, чтобы у них была своя полиция. Кажется, они – прирожденные операторы клик-башен, а потому, если угодно, они могут этим зарабатывать на жизнь. Я плачу за то, чтобы вон та клик-башня стояла постоянно. Вам будет от нее польза – и им тоже! Гоблины перестанут воровать у вас цыплят, потому что получат возможность их покупать, а если они таки будут воровать – значит, это преступление, и с ними обойдутся по закону. Один закон для всех, дамы и господа. Одна мерка.