И вот дождался.
«Стихи в небе – твоя работа?» – не здороваясь, спросил он.
«Моя, – сознался я. – Если тебе не нравится, можешь прийти и задушить меня подушкой. Только, пожалуйста, не буди».
«Обойдешься, – твердо сказал Джуффин. – Я только что вернулся с Темной Стороны. Я – герой, в очередной раз совершивший невозможное. И заодно столько возможного, что хватило бы на пару-тройку вполне достойных жизней, наполненных событиями. Единственная награда, которая меня удовлетворит, – завтрак в твоем обществе. Поэтому поспишь когда-нибудь потом».
Я был так потрясен его жестокостью, что даже забыл обрадоваться, что он вернулся. Хотя еще вчера ночью очень этого ждал. И мечтал расспросить – о сердобольных камнях Холоми, о похождениях магистра-убийцы на Темной Стороне, да вообще обо всем. Но не теперь же!
Большой глоток бальзама Кахара только примирил меня с неизбежным. Не более того.
– Признавайся, – сказал я, входя в почти пустой обеденный зал «Обжоры Бунбы» и усаживаясь напротив Джуффина, – ты же нарочно все это затеял.
– Я много чего нарочно затеял, – флегматично ответил он. – Ты сейчас о чем?
– Ну как же. Вывернул Мир наизнанку, заманил сюда толпы сновидцев, притащил меня в Ехо, внушив, будто их надо от чего-то там этакого хитровыкрученного спасать – и все это только ради того, чтобы снова получить возможность регулярно поднимать меня по утрам, примерно через три минуты после того, как я доползу до постели.
– Видишь ли, от некоторых пагубных привычек не так-то просто избавиться, – покаянно вздохнул Джуффин. – Но я не теряю надежду, что в один прекрасный день сумею взять себя в руки и обуздать эту страсть. И ты ее не теряй. А пока – терпи.
– Ты никогда не учил меня убивать, – мрачно резюмировал я. – И теперь ясно, почему.
– Не учил, потому что для убийства тебе достаточно плюнуть. Другое дело, что ты постоянно об этом забываешь. И правильно делаешь. Рассеянный убийца – это прекрасно. Он дарит людям радость и символизирует торжество жизни над смертью. Но учти, если ты немедленно что-нибудь не съешь, вскоре начнешь символизировать прямо противоположное. Я тебя предупредил!
Я внял и принялся уплетать омлет. Но не потому что позволил себя запугать. А просто от этого грешного колдовства жрать хочется даже больше, чем спать. Страшная штука.
– Стихи в небе – это вместо пожара? – спросил Джуффин, милосердно выждав, пока я утолю первый голод. – Чтобы художника приворожить?
Я молча кивнул.
– Великого Магистра небось припахал, выдернув из теплой постели? – ухмыльнулся он. – А сэр Шурф не успел тебе сообщить, что неприкосновенность его личности охраняется законом? И всякий, кто попытается силой или угрозами принудить его к действиям, выходящим за круг повседневных обязанностей руководителя Ордена, может быть объявлен государственным преступником.
– Правда, что ли? – изумился я. – Класс! Какой прекрасный закон! Только на месте Шурфа я бы внес одну небольшую поправку: «…к действиям, НЕ выходящим за круг повседневных обязанностей, бла-бла-бла», – далее по тексту. По-моему, давно пора – если ему дороги жизнь и рассудок. Но на небе я, кстати, сам писал. Великий Магистр только руководил процессом. И еще трубку курил. И выглядел страшно довольным: ночь, стихи, и надо мной можно издеваться сколько влезет. На правах строгого наставника. Думаю, именно так он и представляет себе счастье.
– Примерно, – кивнул Джуффин. – Но ты, однако, даешь! Предложи мне кто-нибудь спор, я бы без раздумий поставил на то, что ты сбежишь, проклиная все на свете, едва начав разучивать этот фокус. Утомительный и, прямо скажем, не самый нужный в жизни.
– В том-то и штука, что сейчас – самый. Я хочу, чтобы стихи на небе менялись как можно чаще. Никогда не знаешь, кого чем зацепит, это непредсказуемо. И выбрать совершенно невозможно – даже в одном Мире слишком много хороших стихов. А уж в двух сразу – страшное дело! И при этом сэр Шурф, как выяснилось, пока не готов посвятить их популяризации всю свою жизнь целиком и без остатка. Хорош любитель поэзии! Пришлось брать дело в свои руки. А то бы действительно сбежал, ты совершенно прав. Жуткая нудьга эти ваши небесные и облачные магические практики… Кстати, прости, что с тобой не посоветовался, прежде чем начинать. Меня в кои-то веки вдохновенно осенило, а ты исчез. Я бы взорвался, дожидаясь.
– И правильно сделал, что не стал ждать. Я же с самого начала сложил с себя ответственность, признался, что понятия не имею, как подступиться к этому делу. Поэтому, пока ты им занимаешься, я для тебя не столько начальник, сколько помощник.
– Помощник? – восхитился я. – Правда, что ли? И если я попрошу тебя написать на небе стишок – всего один, пока я посплю – ты согласишься? А дальше я сам. Честно!
– Ладно уж, напишу, что с тобой делать, – неожиданно согласился Джуффин. – Но только учти: выберу на свой вкус. Стихи – дело серьезное. И какие-то мальчишки, возомнившие себя великими ценителями, мне тут не указ.
– Ну так отлично! Вдруг у этого художника вкус как раз с твоим совпадает, а не с нашим? Всяко больше шансов.
Я так обрадовался, что окончательно проснулся. И, во-первых, сразу потребовал дополнительную порцию. А во-вторых, вспомнил, откуда Джуффин вернулся. И набросился на него с расспросами.
– Ну наконец-то! – проворчал он. – А я уже начал опасаться, что кроме стихов ты теперь больше ничем не интересуешься.
И мстительно принялся набивать трубку. Видимо, рассчитывал уморить меня паузой. Но я с честью выдержал испытание.
– Для начала скажи, что ты уже знаешь, – наконец смилостивился Джуффин.
– Практически ничего. Только что некий Магистр Ордена Решеток и Зеркал, отбывающий пожизненное заключение за кучу убийств, разжалобил камни Холоми, и они выпустили его на Темную Сторону. Еще я знаю, что выйти из Холоми без личного согласия коменданта невозможно. Но это уже, как я понимаю, устаревшая информация.
– Да не то чтобы устаревшая, – задумчиво сказал Джуффин.
Выпущенное им кольцо дыма дрогнуло, сложилось в вопросительный знак и принялось весело подскакивать над столом. Очень милый фокус. Но, на мой взгляд, несколько несвоевременный.
– Штука в том, что Хехта Сай не столько разжалобил камни Холоми, сколько обратился к их чувству справедливости, – наконец сказал он. – Рассказал им свою историю, а камни внимательно его выслушали. Что, будем честны, следовало сделать мне, причем еще полторы сотни лет назад. Правда, я не занимался его делом лично. Он был не моей добычей, а мне и со своими возни хватало. Но по большому счету это меня не извиняет.
– Его что, за чужие убийства засудили? – изумился я. – А как же магический жезл Канцелярии Скорой Расправы? Он же не загорится над невинным человеком, разве не так?
– Так, да не совсем. Хороший колдун может повлиять на жезл и подчинить его своей воле. Поэтому делами самых могущественных людей я всегда занимаюсь лично; другое дело, что Хехта Сай – не один из них. Впрочем, в его случае с жезлом все было в порядке. Магистр Хехта Сай действительно совершил все убийства, в которых его обвиняли. Формально все правильно. А на деле он не более виноват, чем камень, которым размозжили несколько сотен голов, прежде чем он понял, что происходит, треснул от горя и рассыпался на осколки.