— Доченька, что случилось? Что с тобой?
А у нее просто спазм в горле, она рукой показывает, слезы льются.
Мама строго говорит:
— Кира! Приди в себя!
Кира сквозь рыдания:
— Коляску… украли! Он там спал!..
Мама говорит:
— Какая коляска? Кто там спал?
Кира как заорет:
— Ребенок мой!
— Успокойся, — говорит мама. — Какой еще ребенок? Это все тебе приснилось. Не кричи, Володю разбудишь, он только приехал с работы и прилег вздремнуть.
— Володя! — кричит Кира. — Нашего ребенка украли!
Выбегает из дома Володя, муж. Обнимает ее, целует:
— Кируся, малыш мой сладкий, успокойся, это сон. Нет у нас никакого ребенка, что ты, что ты, что ты…
«И вот тут, — рассказывает мне Кира, — на меня накатывает неслыханное счастье, облегчение, восторг: ребенка-то на самом деле нет! И никогда не было! Господи, хорошо-то как! Муж, работа, дача, мама, пятница вечер — и никакого ребенка!..
Но тут же плач из-за окна, я вскакиваю, он проснулся, орет, по лицу вижу — обделался…»
Я недавно рассказал эту историю одной немолодой женщине. Идеал добродетельной матроны. Прекрасная семья, трое взрослых детей с образованием и карьерой, успешный муж, и сама она отнюдь не домохозяйка, а профессор.
— Вот напишете об этом, — сказала она в ответ, — и все женщины будут говорить: «Ах, какой ужас! Нам такого и в голову прийти не могло!» То есть будут врать.
проект «Р»
Токсикоз первой половины. Тошнит.
Потом второй половины — ноги отекают. Роды.
Молоко. Прикорм. Режим кормления и сна, на целый год переворачивающий все расписание жизни. Прививки. Поликлиника. Грудничковый день, толчея у пеленальных столиков.
Зубы режутся. Понос, запор, температура. Сопли, кашель, детские инфекции. Прогулки!
Особенно если бабушек нет или они очень заняты.
Одежда, игрушки, еда.
Аллергия!
И на все это — помимо сил, нервов и времени — нужна еще куча денег. То есть их надо продолжать зарабатывать. Желательно побольше.
А также — расти по службе. Чего-то достигать. В том числе для того, чтобы не отстать от родителей других детей. Нашего, так сказать, круга. А также читать, смотреть, слушать — в общем, быть в курсе.
При этом — лет пятнадцать не переставая — говорить, говорить, говорить. Отвечать на вопросы. Объяснять. Читать вслух. Беседовать.
Следить за собой во всех смыслах: лицо, одежда, манеры, речь, и вообще поступки — чтоб был хороший пример.
Чуть не забыл: школа! Непременно чтоб хорошая! Английский с французским. Или математика с информатикой. Но тогда английский дополнительно. Помощь школе, отношения с учителями.
Летний отдых. Одежда. Чтоб не хуже, чем… Карманные деньги.
Компьютер, мобильник, плеер и прочие девайсы и гаджеты.
Простите, если чего не упомнил.
Поступление в институт! Репетиторы — страшное дело.
В общем, проект «ребенок». На семнадцать лет времени. На огромное количество сил и здоровья. На собственные зубы, волосы, кости, сердце и сосуды, печень и почки. Мозг и психику. На немереную сумму денег, наконец.
А в итоге ребенок скажет, едва сдерживаясь:
— Просто даже удивительно, насколько ты ничего, нет, ну просто совсем ничего не понимаешь!
И выйдет, постаравшись не хлопнуть дверью. Значит, вежливый. Значит, проект успешно завершен.
музыка для струнных, ударных и челесты.
Так мы в детстве называли конфетную фольгу. Ее разглаживали ногтем и держали между тетрадными листами. Золотце было чаще серебряное, но иногда золотое или фиолетовое. И даже двойное: одна сторона белая, другая — красная; от дорогих конфет. Зачем оно было нужно? Не знаю. Символический капитал: у кого много золотца, тот чаще ест конфеты, так что всё понятно. Впрочем, у золотца было и реальное применение — можно было снимать отпечатки монет, и даже потом делать стеариновые отливки.
С золотцем была такая история.
У моего папы вышла книжка на венгерском языке, перевод рассказов. Нам ее прислали. Папа ее поставил на полку рядом с другими переводами, и всё, и больше эту книжку никто не трогал. Потому что немецкий или там болгарский перевод я смотрел, пытался разбирать и сравнивать. А в венгерском что разберешь?
Вот.
Но через год нам пришло письмо из Венгрии.
Написанное хорошим детским почерком. И туда было вложено золотце. Даже два. Сиреневое и темно-бронзовое.
Мама, конечно, позвонила в иностранный отдел Союза писателей, спросила, есть ли там человек с венгерским языком. Сказали, что человек есть, но он сейчас в отпуске. Или на больничном, не помню… Так всё это и ушло в песок, как говорится.
Но через полгода пришло еще одно письмо. Тем же почерком, и тоже с золотцем.
Мне даже неловко стало перед тем венгерским ребенком (я не смог понять по подписи, мальчик это или девочка). Так, на минутку неудобно. Тем более что я готовился к экзаменам, и у меня было полно других дел. А папа начал тяжело болеть, и ему тоже было не до писем.
Хотя, конечно, нехорошо. Сидел в каком-то неудобопроизносимом венгерском городе прилежный ребятенок (по почерку видно — отличник) и писал письмо незнакомому писателю в далекую страну. И подарил ему на память золотце. Может, для него самого это золотце было сердечной памятью о новогоднем празднике, о конфетах, подаренных бабушкой, которая приехала из другого города…
А ему не ответили.
Сейчас вот вспоминаю, и стыдно.
Но с другой стороны: вдруг оказалось бы, что это хорошенькая девочка, всего лет на пять моложе меня. Началась бы переписка. Я бы в нее влюбился. Она бы приехала на каникулы в Москву, а потом я к ней, в ихний Фигразбереш.
В результате я бы на ней женился. И скорее всего, уехал бы к ней в Венгрию.
И меня бы не было. Вот этого меня, который сейчас. Даже подумать страшно. Не надо, не надо! Хотя ответить на письмо надо было. Там было такое искреннее золотце.
коэффициент корреляции.
— Мечтаю гулять здесь каждый вечер, как выйду на пенсию, — сказал мне мой товарищ; дело было на набережной Москвы-реки, где Воробьевы горы; он живет недалеко, и мы вчера там прогуливались после пасхального обеда.
Сказав это, он вдруг рассмеялся.