— Случилось что-то?
— Да ладно, неважно, — говорит. — Эх, друзья-товарищи… Вот такие дела… Жизнь, одним словом… Да…
— Ну, неважно так неважно, — говорю.
— Нет, парень, — говорит. — Я тебе расскажу. Лучше незнакомому человеку сказать, а то друзья понесут, раззвонят…
— Ну, что такое?
— Беда у меня, парень. Жена изменяет.
— Да, — говорю. — Это плохо, конечно. Давно? А с кем?
— Недавно, — говорит. — А с кем, не знаю.
— Откуда тогда знаешь, что изменяет?
— А вот знаю!
— Что, секретное письмо нашел?
— Да какое письмо! — говорит он. — Позавчера ночью, ложимся. Ну, мне захотелось. Я на нее, как всегда, полез, а она мне вдруг: «Поцелуй меня!» Я говорю: «Ты чего, совсем с ума?» А она: «Поцелуй, а то не дам!» Вот сволочь. Точно с кем-то сблядовала. И этот козел ее научил!
Он чуть зубами не заскрипел.
— Ну и как, поцеловал? — спросил я.
— Поцеловал, — сказал он. — Но очень было тяжело.
В СССР секса не было? Извините! Секс в СССР, конечно же, был.
Именно секс, а не просто «половая жизнь» или «репродуктивное поведение», как утверждают отдельные советологи.
Но советский секс осознал сам себя довольно поздно. На вершине — и на излете — советского режима. На пике застоя.
В 1978 году на экраны вышел фильм «Странная женщина». Про любовь юноши к зрелой даме и ее ответное сложное чувство. То есть на тему секса (а не возвышенной любви или семьи и брака).
Но мало того. В рецензии на этот фильм газета «Комсомольская правда» отметила, что в СССР каждый третий брак — распадается.
Это буквально назавтра перепечатала вся мировая пресса.
Потому что цифра эта была едва ли первым за десятки лет официальным (в советской официальной прессе опубликованным) указанием на количество разводов в СССР.
А раз есть огромное количество разводов, значит — есть некий специфический момент человеческих переживаний, который не укладывается в узкие рамки понятие «половая жизнь» и «деторождение». Есть секс как отдельная — осмысленная в своей отдельности! — ценность.
За год до того — в 1977-м — вышел научный труд «Общая сексопатология» под редакцией Георгия Степановича Васильченко.
Раз есть патология чего-то, значит, есть и это самое… Кстати, монография была очень тонкая и подробная. Нюансы сексуальных переживаний были описаны весьма тщательно; клинические случаи звучали, как целые рассказы, а то и повести.
Я уж не говорю о бесконечных машинописных «восточных» или «западных» пособиях по технике секса, а также о книгах Нойберта и Имелинского.
То есть секс в СССР был, разумеется.
Но говорить о «советском сексе» в целом — это, на мой взгляд, недопустимо сильное обобщение.
В составе СССР были мусульманские республики и регионы, было Закавказье, были автономии северных народов. Там была своя традиционная сексуальная культура. Как и в республиках Советской Прибалтики (хотя, судя по некоторым полевым наблюдениям и по художественной литературе, тамошний городской секс не слишком отличался от русского).
Своя специфика была и на селе, в отличие от города.
Не говоря уже о том, что в 1920–1930-е годы, а также в первые послевоенные и в 1950-е годы тоже все было не совсем так (или даже совсем не так), как в период с середины 1960-х по конец 1980-х годов.
Поэтому правильнее будет говорить о русском городском сексе конца советской эпохи. Примечание: к русскому в данном случае мы относим все сильно ассимилированные этносы, ибо в городе Москве невозможно было выделить украинскую, белорусскую, еврейскую, мордовскую, литовскую и т. п. сексуальные культуры — в отличие, скажем, от азербайджанской.
Итак.
Была ли у русского городского секса 1970-х какая-то советская специфика?
Конечно, да.
Об этом — далее.
Русский городской секс 1970-х был
a) легко доступен;
b) весьма недорог.
Прошу читателей извинить меня, но я не могу принимать всерьез возражения типа «а вот я… а вот мы… а вот в нашем кругу». Я никогда не ступал на палубу авианосца и никогда не имел возможности созерцать 1 млрд. 340 млн. китайцев — однако не говорю «а вот у нас в пруду» или «а вот в нашем районе».
Кроме того, «легко доступный» не означает «общеобязательный». В СССР курево было более чем доступно — но курили далеко не все; были и борцы с курением.
Возможно, в доступности и дешевизне секса 1970-х и было его специфически советское содержание. Что-то вроде пресловутого «равенства в бедности» или столь же пресловутого «батона за 13». Ну, в крайнем случае за 25 копеек. Но других батонов (скажем, за рубль тридцать, для особо утонченных гурманов) в продаже не было.
Опыт полевых исследований заставляет утверждать, что поиск или смена сексуального партнера вне или помимо брака в 1970-е годы ни в коем случае не являлся проблемой (ни для заинтересованных мужчин, ни для заинтересованных женщин). Также это не являлось свойством какой-то хорошо отграниченной социальной группы (например, богемы или нищих-пьющих маргиналов).
Не буду с ходу утомлять читателя попытками типологии советских добрачных и внебрачных связей: служебных серьезных романов и легких приключений; адюльтеров, двоеженств и двоемужеств; студенческих, ПТУшных, фабрично-общежитских, а также стройотрядовских, «картошечных» и иных развлечений.
Не буду также загромождать изложение попытками классификации инфраструктурного и институционального сопровождения советского секса. Другими словами, не буду описывать многочисленные «где» (от спальни до лестничной клетки) и «под каким идейным флером» (от признаний в любви до «мы же взрослые люди! кому от этого хуже?») все это свершалось.
К этим занимательным материям я вернусь позже.
Но меня в данном случае интересует не столько доступность советского секса, сколько его чрезвычайная дешевизна.
Ухаживания не стоили ровным счетом ничего, ни копейки. Можно было не платить за кино и мороженое, не дарить букетиков, конфет и книжек и, уж конечно, не водить в кафе (поход в кафе — вообще безумная роскошь и вместе с тем головная боль: кафе было мало, у дверей стояли очереди). Можно было, разумеется, делать все это — платить, дарить и водить, — но это в общем случае не ускоряло процесса.