Пасть чудовища разверзлась еще шире. На сей раз Ррогалдрон не стал выдыхать – напротив, он вдохнул. Вдохнул, с бешеной силой втягивая в себя… что? Я не заметил движения воздуха. Не шевельнулся ни один предмет – вплоть до самых крохотных.
Однако монахи задрожали и пошатнулись, с трудом держась на ногах. Стройный речитатив нарушился, в него вкрались фальшивые нотки.
Да и на меня вновь навалилась ушедшая было слабость. Конечности опять превратились в безжизненные плети, жизнь потекла прочь из тела, мысли закрутились бешеным водоротом.
Кажется, Ррогалдрон втягивает в себя наши души.
Единственный, кто даже не дрогнул – Торквемада. Он только зло покривился. Налитые кровью глаза выпучились больше прежнего. Почерневшая до состояния головешки рука протянулась к приближающемуся демону.
– Ты… все еще жив?! – поразился Ррогалдрон. – Почему?!!
– Все твои потуги – лишь тщета, нечистая тварь, – процедил великий инквизитор. – Здесь Ватикан. Здесь самое сердце Святой Церкви. Здесь Папа Римский. Сам Господь мне защита. И все твое могущество здесь – звук пустой!
Обугленная ладонь резко сжалась в кулак. Ррогалдрон отшатнулся, словно его ударили. Монахи мгновенно выпрямились, молитвы снова зазвучали громко и отчетливо. Я почувствовал, что опять могу дышать… в метафорическом смысле, конечно.
– Ему, возлюбившему нас и омывшему нас от грехов наших Кровию Своею и соделавшему нас царями и священниками Богу и Отцу Своему, слава и держава во веки веков! – прогремел Торквемада, наступая на Ррогалдрона. В его второй руке, чистой, объявился ярко светящийся крест. – Властью, возложенной на меня Церковью и самим Господом, я приказываю тебе сгинуть!!!
Ррогалдрон закричал. Закричал страшно и дико, взирая на великого инквизитора с невыразимой ненавистью. Вокруг него вспыхнул багровый огонь, в полу разверзлась огромная полыхающая трещина.
Томмазо Торквемада давным-давно утратил все обычные эмоции и желания. Все его «я», все его существование посвящено одной-единственной цели – служению. В этом искалеченном, изуродованном теле не осталось места страху, сомнениям, колебаниям – все вытеснено верой, все до последнего атома посвящено одной только ей.
Вера, доведенная до абсолюта, представляет необоримую, практически безграничную энергию. И теперь эта колоссальная сконцентрированная мощь захлестнула демона, подминая его и расплющивая.
Пылающая трещина расширилась. Оттуда послышался истошный многоголосый вой. Ррогалдрон, утративший былое спокойствие, колотит руками, пытаясь удержаться в этом пространственном измерении. Склизкое тело ходит ходуном, из клыкастой пасти струится зеленоватый дым.
– Что ты есть перед силой Господней, тварь? – презрительно посмотрел на него Торквемада. – Пыль, и только-то.
Ррогалдрон яростно заревел, скручиваясь в спираль. Из пылающей трещины ударил столп огня…
…и огромный демон провалился сквозь пол.
– Я буду ждать тебя, Торквемада!!! – послышался затухающий рев.
– Жди, – процедил великий инквизитор. – Жди меня со страхом и дрожью, тварь. Однажды я приду.
Трещина в полу сомкнулась, точно ее и не было. Снова только гладкий мрамор.
Недоверчиво оглядываясь по сторонам, я встал на ноги и отряхнулся. Торквемада одарил меня угрюмым взглядом. Жутко он все-таки выглядит без одежды.
– Благодарю… за помощь… – с трудом выдавил из себя я.
– Не благодари, тварь. Я пришел спасать не тебя – я пришел помочь Его Святейшеству папе. Где он?
– Все еще на вершине колокольни, думаю, – вяло ответил я. – А может, уже спустился.
Голова кружится. Ррогалдрон меня чуть не раздавил. Если сейчас появится еще какая-нибудь гадость, можно сразу ложиться и сдаваться. Сил нет шевельнуть даже пальцем.
– Радуйся, что я убедился в твоей невиновности, тварь, – сумрачно произнес Торквемада, подходя к трупу эль Кориано. Цепи, вросшие в тело, зазвенели в такт словам. – Если бы не все то, что ты свершил сегодня, я отправил бы в Пекло и тебя. Так же, как отправил того, кто был здесь сейчас.
– Вы его убили, падре? Ррогалдрона, я имею в виду.
– Убил?.. – приподнял брови Торквемада. – Не питай напрасных надежд, тварь. Ррогалдрон – это само воплощение Тьмы, он не по зубам никому из смертных. Я всего лишь вынудил его убраться. Убраться туда, откуда он явился и где должен быть. Кстати, а что стало с тем, другим демоном?
– Пазузу? Насчет него не беспокойтесь. Я ему всыпал по первое число.
– А, вот как… И с эль Кориано тоже расправился ты?
– Угу. Замочил, как вы и велели. Мне, наверное, теперь медаль положена…
– Нет. Но устной похвалы твои действия заслуживают. Я вижу в тебе немалый потенциал. Не хочешь ли вступить в орден Святого Доминика?
– Это что… в инквизицию?
– Да, я имею в виду именно это. Из тебя мог бы получиться неплохой инквизитор.
– Спасибо за предложение, я его как следует обдумаю… – пробормотал я, стараясь не встречаться с Торквемадой взглядом.
Интересно, могу ли я считать это официальным извинением? За несправедливое обвинение, арест, пытки, тюремное заключение?
Могу, наверное. Если вдуматься, своим предложением великий инквизитор оказывает мне величайшее доверие, на какое только способен.
Надо полагать, его мнение обо мне и впрямь переменилось в лучшую сторону.
Я вышел наружу. Вопреки моим опасениям, людей на площади почти не оказалось. Видимо, одни разбрелись по домам – убирать кавардак, а другие устремились к Ватикану – разузнать у власть предержащих, что стряслось с городом.
Следом за мной из ратуши вышел Торквемада. На открытом воздухе он еще страшнее, чем в помещении. Обгорелый монстр, увешанный цепями. Надеюсь, у кого-нибудь из его подручных найдется запасная ряса. Или хоть покрывало какое.
Великий инквизитор вдохнул полной грудью. Я заметил в его взгляде странное выражение – тоскливое и одновременно счастливое. Из правого глаза неожиданно выкатилась крупная слеза.
– Почему вы плачете, падре? – осторожно поинтересовался я.
– Радуйся, тварь, – прошептал Торквемада, глядя на ясное небо.
– Чему?
– Тому, что даровано нам Богом. Радуйся земле, воде и воздуху. Радуйся живому и цветущему. Радуйся всему, что есть на белом свете. Радуйся этому так, как радуюсь сейчас я.
Я тоже поглядел на небо. Вспомнил все, что произошло за этот день. И понял, что разделяю чувства этой ходячей головешки.
Я действительно счастлив, что живу на этом свете.