Партс больше не совершит такой оплошности, как в случае с Эрвином Виксом. Как он волновался, входя в кабинет Особого отдела концлагеря в Тарту! Сидящий за столом Эрвин Викс подписывал бумаги, связанные с особым заданием, так он сказал, поднимаясь для приветствия. Карьера Партса была в тот момент на подъеме, он объезжал производственные объекты вместе с немцами, как вдруг перед ним вырос бывший коллега по НКВД. Глаза Викса впились в него, взаимное узнавание на секунду объединило их сильнее, чем постель объединяет влюбленных, в какой-то момент Викс незаметно сделал красноречивое движение, резанув рукой по шее в районе адамова яблока. Прибывший вместе с Партсом капитан поднял со стола какие-то бумаги и бегло их просмотрел, Викс стал рассказывать об особом задании, но расписание было очень плотным. Они ушли, оставив после себя запах перегара, и, пересекая двор, он все время боялся, что кто-то из заключенных вдруг узнает его и выкрикнет его имя. И лишь выйдя за ворота, он вслух выругался. Викса надо было проверить уже давно. Он единственный из оставшихся в живых коллег знал, что до прихода немцев Партс работал в НКВД. Очевидно, Викс уже зачистил собственные тылы, и то, что он позабыл про Партса, было, скорее всего, чистой случайностью, пробелом, хотя, возможно, он предполагал, что с Партсом уже разобрались. Но он и сам виноват. Как он мог не вспомнить о Виксе! Викс относился к той категории людей, чей профессионализм по части организации убийств всегда востребован. Это позволило ему занять место руководителя специального отдела Б-IV политической полиции Талина. Позднее Партс не раз задумывался, стоит ли ему искать более близких отношений с Виксом или лучше держаться в стороне. Высокое положение Викса не позволяло от него избавиться, тогда как Викс мог избавится от Партса в любой момент. Партсу оставалось только надеяться, что Викс — человек занятой и у него нет времени охотиться за подчиненными. К тому же Викс, в некотором смысле, оказал ему услугу в лагере Тарту: подписал приказ об уничтожении тысяч бывших работников НКВД и их помощников. Подручные, осведомители, доносчики, большевики. Викс очистил небо для них обоих. Партс решил набраться смелости и обратиться с просьбой к товарищу Поркову. Он должен получить список ссыльных, чьи жены остались в Эстонии. Предстояла большая работа, но, благодаря ей, он может найти то, что ищет, и это будет сенсационное разоблачение.
Товарищ Партс хранил записную книжку в ящике с двойным дном, который первоначально предназначался для фотоальбомов. На край ящика он всякий раз клал незаметную ниточку, и до сих пор она всегда бывала на месте, когда Партс открывал ящик. Роланд проявлял такую же бдительность в своем дневнике, тщательно оберегая Сердце от внешней угрозы. Впрочем, нет, Роланд был еще бдительнее, он уничтожил даже фотографию Розали. С обложки фотоальбома на Партса пристально смотрел Эрнст Удет. Партс схватил альбом и подошел к печке, но стук каблуков над головой остановил его застывшую над языками пламени руку. С Эрнстом он делился всем, Эрнст всегда понимал его, советовал, как уклоняться, как уходить в сторону, это была тактика, столь же необходимая Партсу в работе, как и Эрнсту в его воздушных сражениях. Каждый нуждается в таком человеке, в понимании. И Роланд тоже. Восполнила ли новая возлюбленная ту пустоту, что осталась после Розали, делился ли кузен с ней воспоминаниями, клал ли голову ей на грудь, рассказывая о том, что его тяготит, даже вещи действительно страшные, которые могли напугать Сердце, заставить ее бояться еще больше? Стук каблуков раздался снова, гулко отозвавшись в ушах Партса, его глаза устремились к потолку, потолок скрипел, повизгивал, как отброшенная пинком собака, ножки кровати царапали пол. Партс убрал альбом обратно в ящик, вернул нитку на место и стал ходить по комнате. Его ноги повторяли маршрут каблуков, стучавших наверху; заметив это, он остановился. Нет, как она ни старается, свести его с ума ей не удастся. Партс вернулся к записной книжке. Он еще не знал, как обоснует свой запрос Конторе, как объяснит нужду в таком списке. Особая просьба требовала очень весомых обоснований. Что в такой ситуации сделал бы Эрнст, что придумал бы? Эрнста обвиняли в том, что он подрывает мощь люфтваффе, но виноват был не он, а его больное горло, которое прошло лишь после получения Рыцарского креста. Виной была жажда славы и честолюбие.
Партс прикрыл глаза, щелкнул пальцами и в подаренной верхним этажом внезапной тишине придумал целую историю: он скажет, что вспомнил об одной антисоветчице, сотрудничавшей с Карлом Линнасом и потому представляющей интерес для Конторы. С ее мужем он познакомился в лагере и был удивлен, что его забрали, а ее нет, хотя именно она вела активную деятельность, а не он. Только вот он позабыл имя той женщины, но наверняка вспомнит его, если пройдется по спискам. Объяснение было слабое, Партс это понимал. Интересом к Линнасу, однако, не стоило пренебрегать, как и тем, что товарищ Порков не упустит возможности набить себе цену, продемонстрировав служебное рвение и результативность. Тщеславие капитана было оружием Партса.
Недостатки Партса имели ту же природу, он это признавал. Он отнесся к записной книжке свысока, считая Роланда простаком, потому и упустил главную зацепку. Это не должно повториться. Партс вновь взялся за записную книжку, хотя знал ее уже практически наизусть, даже каждое слово в рассуждениях на две страницы, касающихся угрозы бактериологической войны со стороны русских и вызванного этим беспокойства американцев. Наверняка было что-то еще, должно было быть. Что-то помимо Мастера и Сердца. В Конторе сумели бы расшифровать этот тайный язык гораздо быстрее, вскрыли бы кодовые слова, Партс в этом был не силен. Но он не сдавался. Он дочитал до 1950 года и соображений Роланда о том, что обе стороны боятся друг друга.