Я увидела, как Зак идет в нашу сторону. Его явно не волновало, что он вот-вот испортит гол. Ему кричали, чтобы отошел в сторону, но он шел прямо ко мне. И на воротах стояла я, так что ситуация получилась деликатная. Не знаю, что он думал — может, что я пропущу гол. Но я не собиралась. Пусть братишка сколько угодно стоит у ворот, набычившись, а гол я не пропущу. И у друзей воровать не буду.
Только когда Зак повернулся ко мне, я заметила. Левый глаз затек. Почти полностью. И не надо мне говорить, что его вдруг ужалила пчела.
Когда наш нападающий оказался у других ворот, я шагнула к Заку. На минуточку можно, подумала я.
— Видишь, — сказал он.
— Чего он на тебя злится? — спросила я так же коротко.
— Есть за что.
— Зачем ты вообще с ним?
— А куда мне переехать, в Бразилию? Он появляется везде, куда я ни пойду!
— Ты его пес: слушайся хозяина! Хорошая собачка! — я передразнила Адидаса.
Зак сделал шаг ко мне, я отступила. Наверное, зря я про собачку — это уже слишком. Но это же правда. Стоит Адидасу свистнуть, как мой брат бежит к нему или ползет по трубе, или что угодно.
— Что вы делаете там по вечерам? — тихо спросила я.
Зак посмотрел на меня. Он весь дрожал.
И тут наши стали кричать на меня, как бешеные. Наши ворота стояли без защиты, нападение приближалось. Я еле успела к воротам и приняла мяч.
Когда я отдышалась и огляделась, Зака уже не было. Как будто жалел, что разболтался.
Вечер тянулся, как жвачка. Развязка наступила, когда Эмма рассказала, что слышала — не знаю, правда это или нет, говорила она, потряхивая конским хвостом, — она слышала, что именно из-за Зака Адидас попался полиции с кучей дорогих спортивных вещей. Шлемов, боксерских перчаток, хоккейных наколенников и прочего.
— Ну и дурак у тебя брат, — издевалась Эмма, хлопая серебристо-голубыми веками. Сегодня она была там. Ну, то есть, в туалете с остальными, на большой перемене. Губы у нее на каждом слове отливали серебром.
— Сначала идет на взлом магазина, а потом все портит! Он совсем больной или как?
— Сама больная! — прошипела я, но она и не думала закрывать рот.
— Так что Зеббе, Али и Адидаса забрали на допрос. В полицейском участке. Может, теперь их отправят в интернат. Для таких как они.
— Для таких как они интернатов не бывает, — сказала я.
— Все равно. Твой брат — идиот, — нудила она, облизывая губы.
— Если уж пошел с ними, так иди, — она кивнула, как будто сказала умную вещь.
Я прекрасно поняла, что дела Зака плохи.
На этот раз Глория открыла только после пятого сигнала. Я думала, что она снова упрямится и не хочет открывать, хоть и сидит дома. Но вот дверь отворилась. Господин Аль бросился ко мне и стал тереться о ноги, так что джинсы быстро превратились в штаны из кошачьей шерсти.
Глория потащила меня на кухню, лицо у нее было красное.
На кухонном столе лежала открытая газета.
— Смотри! — она ткнула пальцем. — Они называются «Цирк Варьете»! — Глаза сверкали. — И они едут сюда!
— Но это ведь не может быть тот… который из твоего детства?
— Конечно, нет. Но название то же.
Я посмотрела на объявление. Первое представление в нашем районе должно было состояться через два дня.
— И они будут здесь пять дней! — по ее голосу можно было подумать, что к ней едут родственники.
— Пойдем! — она вытащила меня в прихожую, обулась и надела пальто.
Мы поднялись на лифте на шестой этаж и подошли к чердачной двери. Я не понимала, что мы собираемся делать — наверное, Глория хотела что-то взять. Может быть, я должна была ей помочь. Но она направилась прямо к окошку в потолке. У нее был ключ, но замок не давался. Пришлось хорошенько постараться, чтобы открыть.
Мы осторожно выбрались на крышу. Господин Аль в несколько прыжков оказался у края, и выглядело это опасно. Глория позвала его, но он продолжал гоняться за осенней листвой. Наверное, воображал, что это жирные мыши.
Я не понимала, зачем мы сюда забрались. А потом увидела. Вдали на шоссе виднелся караван вагончиков и грузовиков.
— Видишь? — прошептала она. — Они едут сюда! Они все ближе!
Это был «Цирк Варьете». Еще далеко, но уже можно было разглядеть красные и желтые вагончики. Хоть караван и ехал очень медленно в среднем ряду, все машины сигналили и старались обогнать.
Глория откинула голову назад, волосы развевались на ветру. Вид у нее был слегка дикий, безумный, она сказала:
— Последний вечер! Мы с тобой!
— У меня нет денег, — прошептала я.
— Я откладывала часть пенсии. На непредвиденные расходы. А это и есть непредвиденные расходы. Если ты захочешь пойти со мной.
— Конечно, — сказала я. — Разумеется.
Мы стояли на крыше и смотрели на маленькую часть мира. Непокорные. Непобедимые. Невероятно сильные. Просто невероятные. Вперед в необозримое будущее! На школьном дворе какие-то мелкие гоняли мяч. Я не знала, кто это, но отсюда сверху они казались смешными. Прямо под нами прошел парень с собакой. Может быть, это был Линус с Шавкой. Меня это не волновало. Пусть и не думает, что он меня интересует. Ни капельки.
— Там я живу, — я показала дом напротив. В эту минуту открылось наше окно. В нашей с Заком комнате. Две руки вытряхивали одеяло.
— Это твоя мама? — спросила Глория.
Я кивнула.
— Подумать только, человек тратит силы на вытряхивание одеяла! — возмутилась Глория. — На ее месте я тратила бы каждую минуту на тренировку трюков.
— Каких трюков? — спросила я.
— Цирковых, конечно! Я бы тренировалась, пока не стала лучшей в мире!
— А если бы у тебя были дети? Неужели ты не стала бы вытряхивать их одеяла?
— Дети сами могут это делать.
— Не думаю, что у моей мамы есть цирковой номер, — сказала я.
— Хорошо, что у меня никогда не было детей, — фыркнула Глория.
— Это почему?
— С детьми много хлопот! А я не из тех, кто вытряхивает чужие одеяла.
— Значит, со мной много хлопот?
Она непонимающе посмотрела на меня.
— Почему?
— Потому что я ребенок.
— Ты?
Я кивнула.
— Бедная, — сказала она. — Ничего, это пройдет.
— Я тоже не буду заводить детей, — решительно произнесла я.
— Не зарекайся. Вот встретишь кого-нибудь — и все. Так обычно бывает.
— Нет, сначала надо делать всякие гадости. А я не хочу.