— Было бы здорово, — говорю я, хотя его слова причиняют мне боль, которой я и представить себе не мог.
Пит поднимает на меня глаза.
— Завтра после работы у нас будет инвентаризация, — весело произносит он. — Получу лишние тридцать долларов.
— Отлично. — Всегда завидовал способности Пита моментально переключаться. Он работает на складе в «Ножках-крошках», детском обувном магазине на Джонсон-авеню. — Ты ведь там уже не первый год, да?
— Четыре года, — с гордостью заявляет он. — Мистер Брис говорит, что я незаменим.
— Потому он и платит тебе кучу денег.
— Ха!
— Ну все, Пит, до встречи.
— До субботы.
— Почему до субботы?
— У тебя же помолвка, балда.
— Ах да, точно. — На минуту я забыл об этом.
Я провожаю глазами Пита, неуклюже семенящего по лужайке, и у меня сводит нутро от мучительной любви, которую я испытываю только к нему. Я чувствую, как слезы наворачиваются на глаза, и только тогда успокаиваюсь.
На станции Саноко я выбрасываю судок с тефтелями в урну, и тут у меня звонит телефон. По определившемуся номеру я понимаю, что это Крейг Ходжес, которому явно не терпится узнать, удалось ли мне решить проблему «Найк». Он не оставит меня в покое, пока не добьется своего. Мне пока нечего ему сообщить, поэтому я не беру трубку. Крейг мог бы и сам догадаться, что у меня, скорее всего, еще нет новостей, поскольку в Китае сейчас раннее утро, но на такие мелочи ему плевать. Как и всем нам, ему отчаянно хочется услышать: что бы ни случилось, все будет хорошо.
Когда бракоразводный процесс принял скверный оборот, адвокат Лилы нанял частного детектива, который нашел доказательства, что Анна была не первой из сотрудниц, с кем спал Норм. Предполагалось, что это как-то поможет Лиле, но вместо этого Норма уволили, и с той поры его неспособность удержаться ни на одной работе стала чем-то вроде печальной семейной легенды, о которой ехидно упоминали тетушки и бабушки, шушукаясь на кухне во время праздничных семейных сборищ, а Лила плакалась, что Норм не платит алименты. Сильнее всего ее раздражало, что в большинстве случаев никто его не выгонял. Он уходил сам.
— То есть как это увольняешься? — кричала мама на него по телефону так, что нам за стенкой было слышно. — Ты не можешь себе этого позволить!
Но он снова и снова увольнялся — то ему показалось, будто им помыкают, то обошли по службе, то просто недооценили, или же, как это было один раз, заключили против него общий заговор.
В то время он стал навещать нас все реже и реже, и в основном по утрам в воскресенье мы наряжались и усаживались в гостиной, стараясь не встречаться глазами, а Лила наверху висела на телефоне, тщетно пытаясь поймать Норма. В конце концов я перестал его ждать, и Пит как всегда последовал моему примеру. Но Мэтт еще долго по воскресеньям надевал костюм и молча сидел в гостиной, положив пиджак на диван возле себя, таращился в окно и бросал на нас укоризненные взгляды, когда мы шлепали мимо в пижамах на завтрак, как будто наше разочарование было причиной, а не следствием пренебрежения со стороны Норма. Мэтт не хуже нас знал, что отец не придет, но что-то в его душе, какой-то зарождающийся мазохизм заставлял его каждую неделю вновь переживать разочарование, как будто брат сознательно собирал доказательства, чтобы подпитать пробуждающийся гнев, который однажды взорвется в нем ядерным грибом. После того как Мэтт начал хулиганить, Лила отвела его к психологу, но брат лишь сильнее замкнулся в себе, а мама не могла выбрасывать по семьдесят пять долларов на сеансы, не приносившие никакой видимой пользы.
Спустя некоторое время Норм объявил, что ему предложили работу в Бостоне, и, наобещав нам золотые горы, сложил вещи в свой видавший виды «шевроле» и укатил на север. Небольшая фармацевтическая компания, которая вот-вот должна развернуться, и отец окажется в барыше. Его позвали не простым бухгалтером, а менеджером по работе с клиентами, для начала он будет отвечать за Массачусетс. И что с того, что он никогда не работал в отделе продаж и слегка приукрасил резюме. В общении с клиентами главное — доверие: нужно смотреть людям в глаза и производить впечатление человека, на которого можно положиться, а уж в этом Норм дока. Кто, как не он, душа любой компании, лучше сумеет очаровать секретарш и посидеть с докторами в ресторане за счет компании? Сперва зарекомендует себя в продажах, а потом, глядишь, пробьется и в большие начальники. В общем, это начало многообещающей карьеры и спасение от наших финансовых затруднений. Волноваться нам нечего: Бостон не так уж и далеко, у Норма будет просторная квартира, там цены гораздо ниже здешних, и мы сможем приезжать к нему на выходные, сходим на матч «Ред Соке» и «Бруинс», и он тоже будет нас навещать, а когда ему дадут отпуск, мы все вместе поедем в Диснейленд.
Мы в ответ лишь натянуто улыбались и кивали как заведенные, а Лила молча сверлила его ледяным взглядом. Ей и не надо было ничего говорить, поскольку к этому времени мы уже осознали, во что превратился Норм, — или скорее, чем он был всегда, что за человек скрывался под маской мужа и отца. Мы знали, что через год-другой его выставят либо из-за какого-нибудь недоразумения, либо из-за очередных шашней на рабочем месте. Или он сам уволится, потому что на работе одни придурки, которые ни черта ни в чем не смыслят и не ценят его мудрых советов. Но мы слушали так, будто всему верили, в нужных местах вставляя одобрительные восклицания. Видно, за время, прожитое врозь, мы поменялись ролями и теперь поддакивали ему, точно непутевому сыну, которого нужно постоянно подбадривать и нахваливать.
На прощанье мы обняли Норма и смотрели ему вслед, по-детски надеясь, что на этот раз, несмотря ни на что, все сложится иначе. Первые несколько месяцев так оно и было. Норм регулярно звонил, рассказывал про свой шикарный кабинет с видом на реку Чарльз, травил байки о новых коллегах — «вы бы это видели!» — и своей кочевой жизни. Раз в две недели по выходным приезжал из Нью-Йорка нас проведать и вручал Лиле чеки на наше содержание с видом благодетеля, отчего у нее вздувались вены на шее. Мы жили на мамину учительскую зарплату, и лишние деньги были как нельзя кстати, но Лила решительно откладывала чеки про запас, точно белка, предчувствующая неминуемую зимнюю стужу.
Спустя год Норм стал приезжать все реже, и Лиле снова пришлось отвоевывать у него алименты. Однажды я позвонил Норму домой, и оказалось, что телефон отключен. Какое-то время об отце не было ни слуху ни духу, но Лила твердила, что он непременно объявится. «Норм как фальшивый грош, — повторяла она. — Всегда возвращается». Я не знал, что это значит, но спустя пять месяцев отец действительно объявился, причем не где-нибудь, а в Лондоне. Мне было восемнадцать, через месяц я заканчивал школу. Мне не хотелось в этом признаваться, но в глубине души я надеялся, что Норм приедет на выпускной и своими глазами увидит, каких успехов я добился в его отсутствие.
— Я встретил замечательную женщину, — сообщил он мне. Голос в телефонной трубке звучал холодно и глухо. — Ее зовут Лили, она певица. Мы собираемся пожениться. Я стану ее импресарио.