— А что не все?
— Могилу не покажу.
— Почему?
— Я не знаю, кто вы…
— Мы друзья…
— Возможно.
— Скажите, вот здесь, в этом квадрате, сел подбитый вертолет. Кто был на борту кроме вас?
— Никого.
— А Старков?
— Был.
— А кто еще?
— Никого. Только экипаж.
— А мужчина в маске?
— Не было никого…
— Вы уверены?
— Да…
— Никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Ну что ж. Придется вам вспомнить, посидеть, подумать…
На этот раз стока в яме не было. Была параша. Вместо нар — просто войлочная подстилка. И такие тяжелые кандалы…
— Вы так долго шли, столько времени провели вместе. Он что-то рассказывал?
— Нет.
— Что нет?
— Он все время молчал. Точнее, балагурил. А это одно и то же.
— Но о чем-то вы все-таки говорили?
— О погоде.
— Хорошо. Попробуем с другой стороны. Вокруг война…
— Вокруг не было войны. Мы из нее вышли.
— Ни одного вооруженного человека. Через всю Чечню и ни одного ружья?
— Почему же? Ружья были. И они стреляли иногда.
— То есть прощания с оружием не вышло.
— Я до этого автомат только на военных сборах в руках держал. Когда давал присягу.
— И не побоялся поехать в Грозный.
— Там женщина меня ждала. Вернее, не ждала. Теперь ждет.
— Женщина Старкова.
— Прежде это была моя женщина.
— А прежде еще чья-то.
— Вы не отличаетесь вежливостью.
— А вы не очень разговорчивы.
— Я же журналист. Меня от словоблудия тошнит давно.
— Дальше-то жить как думаете?
— Этого я вам не скажу.
— Вы все про бои рассказали, и как он погиб, и где похоронили его. На карте отметили. Давайте вернемся к сцене с вертолетом.
— Какая сцена? Я вам не роман пересказываю.
— Ладно, ладно. Вы, перед тем как вас сбили, летели в вертолете?
— Да.
— Кто был еще с вами?
— Экипаж.
— И все?
— И некто в маске.
— То есть?
— Ну, в такой, которая на налоговиках или спецах. С прорезями для глаз.
— И что?
— Этот человек погиб.
— Вы это сами видели?
— Мне Старков сказал.
— А сами не видели?
— Я хотел на борт подняться за рюкзаком, а он мне не дал, сам сбегал.
— И потом?
— Я уже говорил. Мы отошли от вертолета на три часа.
— То есть?
— Ну, километров на девять, восемь. И услышали бой, потом взрыв.
— И что?
— И все.
— А теперь слушайте. Тот, в маске, был крайне нужный нам человек. Одновременно он считался человеком ЦРУ. Там его информацию считали достоверной. Нужно, чтобы мы нашли его быстрее американцев.
— Мне жаль.
— Это вообще была уникальная операция. Только вот какое дело. По оперативной информации тела его в вертолете не было. Он пропал.
— И что?
— Пропал без вести. Его нигде не нашли. На связь не выходил.
— А зачем вы мне это рассказываете?
— А вы и так слишком много знаете.
— Да не говорил он мне ничего.
— Не говорите. А про ельцинский бэтээр он вам ничего не говорил?
— Ни про бэтээр, ни про паровоз Ленина, ни про автомобили Брежнева.
— А между тем это интересная история.
— Так вы расскажите. Надо же как-то время убить.
— Это вы его убиваете. А я на службе.
— Солдат спит, служба идет. Вы в каком звании?
— А вот этого я вам не скажу. Или скажу, если хорошо попросите, и не сейчас.
— А это что, так важно?
— Важно, некоторым образом. Так вот. Борис Николаевич живо интересовался своим президентским полком. Бывал там, беседовал с ребятами. Присутствовал на полигоне, во время стрельб. Делал подарки. Это он так называется — полк. А на самом деле подразделение гораздо более мощное и тонкое. Там самая новая техника. И вот ему очень приглянулся пушечный БТР-90. Он его осчастливил сидением внутри, пришел в восторг от автоматики и комфорта. Потом как бы забыл. Бэтээры эти были на вооружении только у полка президентского. Вещь, нужно сказать, изумительная. И вот вдруг Старик сообщает, что у Дудаева появилась такая машина. То есть с почтового ящика, минуя Грузию и Азербайджан, прямым рейсом в аэропорт шейха Мансура. Далее начинается охота за бэтээром. Машину с глаз долой убрали с театра военных действий. Но это же, грубо говоря, танк. Не иголка. Старков вывел на него десантников под Старым Ачхоем. Это апрель девяносто шестого года. Операция получилась. Потом бэтээр ушел на площадку под Моздоком, а оттуда — к месту постоянной работы. То есть опять же в Москву. Машина новая, не стреляная. Находилась в резерве, для выполнения срочной и необходимой работы. Но необходимость так и не состоялась.
— А давно Старков там был?
— Он служил у Дудаева в части. Еще в Эстонии. Поэтому ему легче было вписаться в игру. Принял мусульманство. Учился в диверсионной школе, потом в другой. На операции ходил, и чтобы не вызвать подозрений, взрывал и убивал. Разведка — самое жестокое ремесло.
— А зачем все-таки мне это знать?
— Чтобы ненависть была. Без ненависти эту работу не сделать.
— Какую?
— Потом узнаете.
— Где Стела?
— Потом.
— Кто вы?
— И это потом.
— Как меня взяли? Где пассажиры самолета? Мы садились где-то?
— Дело техники. Про что он рассказывал?
— Он рассказывал про Буденновск.
— И Буденновск. Он тогда от рук отбился и полез в операцию. Но оказался прав. Его бы зачистили. А так он снова вошел в доверие. Людей внедряли много, но уцелели единицы. А тот, кто был в вертолете, работал со Стариком. Его личная агентура.
Но вернемся к нашим баранам. Потом ему удалось перекрыть поставку крупной партии тандемных боеприпасов к гранатометам. Они любую броню пробивают. Их в Чечне у русских так и не было до конца войны. А у чеченцев появились. Значит, русских танков сгорело все же меньше.