Клэр смотрит на него долгим взглядом.
— Я же снова причиню тебе боль, — мягко произносит она.
— Хуже, чем сейчас, не бывает, — возражает Стивен.
— Поверь мне, — отвечает она, — бывает.
Стивен кивает, откашливается и снова кивает.
— Ладно. Я сказал все, что хотел. И мне все равно было приятно тебя видеть.
Он оборачивается ко мне и кивает:
— Поправляйся, Дуг.
— Спасибо.
— Хочешь, я пришлю за вами лимузин?
— Спасибо. Моя машина стоит здесь со вчерашнего вечера.
— Ну ладно. — Стивен подходит к Клэр и целует ее в щеку. — Пока, Клэр. Буду ждать твоего ответа.
Он поворачивается и смешивается с толпой гостей, направляющихся по лужайке к высоким стеклянным дверям клуба. Клэр глядит ему вслед, а я смотрю на Клэр.
— Какой еще лимузин? — спрашивает она. — Это ты его привез?
— Скорее, это он нас привез.
— И как же так получилось?
— Когда я решил уйти из больницы, он случайно оказался в палате и предложил нас подвезти.
— А чего это он к тебе пришел?
— Не знаю, — признаюсь я. — Наверно, потому что я член семьи.
Она кивает и провожает взглядом уходящего Стивена. Внутри ансамбль играет «Праздник» группы «Кул энд зэ гэнг»; знакомые звуки трубы плывут над лужайкой.
— Да пошло оно все к черту, — качает головой Клэр.
— Иди уже.
Клэр убегает. Она несется в гору на высоких каблуках и окликает Стивена. Я вижу, как он оборачивается, слышу, как Клэр на него орет, и вот уже они оба скрываются в толпе.
Все-таки удивительно, до чего быстро заканчивается свадьба. Ее так напряженно ждут, так азартно все планируют, что по идее она должна бы идти не шесть часов, а неделю. Мы танцуем, едим и снова танцуем. Майк произносит прочувствованную речь о Дебби, а Макс срывает бурные аплодисменты пьяным неприличным тостом, который кончается на неожиданно лиричной ноте. Я стащил несколько «вил» у мамы из сумочки — исключительно для медицинских целей. Руди, по такому случаю разодетый в темно-синий смокинг, делает передышку и, отлучившись с дежурства около отца, меняет мне в туалете повязку. Мать перебрала, спела с ансамблем несколько хитов и, кажется, готова петь на бис хоть всю ночь напролет, но Клэр уговаривает ее замолчать, и вот уже мы едим десерт, а толпа редеет. Дебби и Майк прощаются с гостями, обнимают и целуют всех вокруг, незаметно кладут в карман конверты, а потом уезжают в отель. Утром они улетают на Антигуа. Потом ансамбль играет «Перед рассветом», и мои родители в одиночку танцуют щека к щеке под Синатру. Официанты наводят порядок, а мы с Рассом и Клэр прямо руками едим крохотные шоколадные пирожные с трюфелями. Стивен стоит в сторонке и ведет с дядей Фредди один из классических бесконечных разговоров, который будет продолжаться до тех пор, пока кто-нибудь из нас не оторвет задницу от стула и не придет Стивену на выручку.
— Черт, — восклицает Клэр. — Похоже, я потеряла сережку в лимузине.
— Что ты делала в лимузине? О! Ого-го!
— Что поделать, — недоверчиво качает головой Клэр. — Стивен знает, что я обожаю, когда он во фраке.
— Если хочешь знать, он мне нравится намного больше прежнего.
— Спасибо, — отвечает Клэр. — Не хочу.
Она кладет мне голову на плечо и сжимает мою ладонь большим и указательным пальцем.
— И каково тебе его видеть? — интересуюсь я.
— Не знаю. Гормоны на меня так действуют, что я уже ни в чем не уверена.
— Быть ни в чем не уверенным — это здорово.
— Ты уверен?
— Я серьезно. Может, просто нужно подождать, признаюсь я. — Не рубить с плеча.
— Хладнокровной меня точно не назовешь, — заявляет Клэр.
Я слизываю с пальца шоколадную глазурь.
— Мы все меняемся, — отвечаю я.
Клэр решила вернуться домой со мной и Рассом, а завтра встретиться со Стивеном за ланчем. На стоянке холодно, и когда мы прощаемся, от нас идет пар. Мама обнимает меня и прижимается лбом к моему лбу.
— Как хорошо, что ты пришел, — говорит она.
— Я рад, что пришел.
— С тобой все будет хорошо?
— Ага. Через несколько дней буду как новенький.
— Я не это имела в виду, — заявляет она.
— Я знаю, мам. Все будет отлично.
— Правда?
— Правда.
Она чмокает Расса в щеку.
— Позаботься о моем сыне, слышишь?
— Будет сделано, миссис Паркер.
— Ради всего святого, зови меня Эвой.
— Договорились, Эва.
Отец выглядит усталым, но довольным.
— Классная вечеринка, да? — замечает он.
— Шикарная, — соглашаюсь я и падаю в его безукоризненные объятья.
— Передавай привет Хейли, — отвечает отец, похлопывая меня по спине.
Я цепляюсь за него еще несколько секунд.
— Передам, пап.
Руди садится за руль «ауди», а родители забираются на заднее сиденье. Мама кладет голову отцу на плечо. Машина отъезжает, и я вижу, как в окно высовывается обтянутая смокингом отцовская рука с растопыренными пальцами. Автомобиль набирает скорость и мчится по дороге, постепенно скрываясь из виду за деревьями.
У меня была жена. Ее звали Хейли. Ее больше нет. Как и меня.
Спустя несколько недель после свадьбы Дебби в дождливый серый понедельник я сижу за компьютером и на пустом экране печатаю эти слова. Кайл заключил сделку с крупным издательством, и, пару дней покопавшись в себе, я решил, что пора вернуться к работе. У меня нет ни плана, ни ориентира — только написанная Кайлом четырехстраничная заявка, под которой он подписал мое имя, и двенадцать колонок, опубликованных в «М»; для договора этого оказалось достаточно. Пару дней назад я сидел в конференц-зале на одном из верхних этажей небоскреба, а старший редактор Перри Мэнфилд, размахивая свернутыми в трубочку страницами с моими статьями, утверждал, что побочный продукт моей разрушенной жизни «гениален».
Аванс, который я получу, не очень-то велик, но ведь в конце концов меня все равно ждет богатство, да и дело совсем не в деньгах. Теперь мне надо заботиться о Рассе, и хотя мы ни в чем не нуждаемся, но вряд ли я подам ему хороший пример, если буду целый день сидеть и чесать яйца. В книге будут воспоминания о том, в какой кошмар я превратил свою жизнь после смерти Хейли. Мне не очень-то хочется об этом вспоминать, но, если вдуматься, так я дольше сохраню память о ней. Ведь я уже знаю, что боль неминуемо утихнет: она уже утихает, тлеет во мне, словно угли костра, подергивается мертвым серым пеплом и тухнет от ветра. Зная, что существуют опубликованные мемуары о нас, я легче смирюсь с утратой — по крайней мере, я так думаю.