— Этого тоже следовало ожидать, — сказала миссис Коппертаун. — Разумеется, Брендон не стал подавать заявление — он же англичанин. Он предпочел все замять. Тем не менее полиция должна была привлечь к ответу хозяина собаки. Животное опасно для общества, это же очевидно, — оно вцепилось бедному Брендону прямо в нос.
Ребенок внезапно умолк, и мы вздохнули с облегчением — но оказалось, он прервался, только чтобы срыгнуть, после чего продолжил вопить. Я повернулся к Найтингейлу и взглядом указал на кроватку. Возможно, подумал я, ребенка можно унять тем же методом, что и Тоби. Но инспектор в ответ только нахмурился. Наверное, к младенцам нельзя применять чары по этическим соображениям.
По словам миссис Коппертаун, до инцидента с собакой ребенок вел себя идеально. А сейчас — ну, сейчас у него, должно быть, зубки режутся, а может, колики или отрыжка мучает. Семейный врач не смог назвать причину и вообще не очень любезно разговаривал с ней. Наверное, лучше будет подыскать частного доктора.
— Но как же эта собака умудрилась укусить вашего мужа за нос? — спросил я.
— Что вы имеете в виду?
— Вы сказали, что собака укусила вашего мужа за нос, — повторил я, — но она же очень маленькая. Как ей это удалось?
— Мой муж по глупости наклонился к ней, — сказала миссис Коппертаун. — Мы пошли гулять в Хит, все вместе, и тут навстречу бежит эта собака. Мой муж наклонился ее погладить — а она цап его за нос, вот так, без предупреждения. Сначала это показалось мне забавным, но Брендон принялся кричать от боли, и тут прибежал маленький противный человечек и давай орать: «Что вы делаете с моей собачкой, отпустите ее немедленно!»
— «Маленький противный человечек» — это хозяин пса? — спросил Найтингейл.
— Да, он очень противный, и собачонка у него под стать.
— Ваш супруг, надо полагать, расстроился?
— Кто же вас, англичан, поймет? — пожала плечами миссис Коппертаун. — Я бросилась искать что-нибудь кровеостанавливающее, а когда вернулась, Брендон смеялся. В этой стране во всем находят повод для смеха. Мне пришлось самостоятельно вызывать полицию. Они приехали, Брендон показал им свой нос, и они покатились со смеху. Всем было весело, даже противной собачонке было весело.
— А вам? — спросил я.
— Вопрос не в этом, — поджала губы миссис Коппертаун. — Вопрос в том, что, если собака кусает взрослого мужчину, что помешает ей укусить ребенка или, еще хуже, младенца?
— Могу я узнать, где вы были ночью во вторник? — спросил Найтингейл.
— Там же, где и в любую другую ночь, — сказала она, — здесь, рядом с сыном.
— А ваш супруг?
Августа Коппертаун, блондинка, стерва, но далеко не дура, спросила в ответ:
— Почему это вас интересует?
— Неважно, — проговорил Найтингейл.
— Я думала, ваш визит связан с собакой.
— Так и есть, — сказал инспектор, — но нам необходимо, чтобы кое-какие подробности ваш муж подтвердил лично.
— По-вашему, я все это выдумала? — спросила Августа. Вид у нее стал как у испуганного кролика — тот самый, какой приобретает среднестатистический гражданин после пяти минут беседы с представителями следственных органов. Если человек сохраняет спокойствие дольше, это означает, что он опытный злоумышленник, либо иностранец, либо просто идиот. Все три варианта могут запросто привести за решетку, если вести себя неосторожно. Так что, если уж вам выпало пообщаться с полицейскими, мой вам совет — держитесь спокойно, но вид сделайте слегка виноватый, это самый надежный вариант.
— Что вы, разумеется, нет, — примирительно проговорил Найтингейл. — Просто, поскольку он является потерпевшим, нам необходимо получить его показания.
— Он сейчас в Лос-Анджелесе, — сказала Августа. — Вернется сегодня, очень поздно.
Найтингейл оставил ей свою визитку, пообещал в скором времени связаться и заверил, что он — а вместе с ним и все добропорядочные полицейские — относится с крайней серьезностью к случаям нападения маленьких противных собак на людей.
— Вы что-нибудь ощутили в этом доме? — спросил инспектор, когда мы вышли.
— Вы имеете в виду вестигий?
— Вестигии, — поправил он. — Во множественном числе — вестигии, отпечатки. Вы почувствовали там какие-либо отпечатки?
— Честно говоря, нет, — ответил я. — Даже отпечатков отпечатков не почувствовал.
— Без конца рыдающий младенец, измученная мать, а отца нет дома, — задумчиво проговорил инспектор. — Я уж молчу о возрасте этого самого дома. Нет, что-то там точно должно было быть.
— Мне показалось, эта женщина помешана на чистоте, — сказал я. — Возможно, пылесос и моющие средства уничтожили всю магию?
— Что-то ее уничтожило, это факт, — согласился Найтингейл. — Что ж, завтра пообщаемся с мужем этой дамы. А сейчас давайте вернемся в Ковент-Гарден и попробуем взять след там.
— Прошло уже три дня, — возразил я. — Разве вестигии могут держаться так долго?
— Камень очень хорошо держит их. Именно поэтому старые здания все с характером. С другой стороны, при тамошнем потоке народа и самой энергетике этого места выявить их, конечно, будет непросто.
Мы дошли наконец до «Ягуара».
— А животные способны чувствовать вестигии? — спросил я.
— Смотря какие животные, — был ответ.
— Как насчет животного, которое, как мы считаем, уже связано с этим убийством?
— А почему это мы пьем у тебя в комнате? — поинтересовалась Лесли.
— Потому что с собаками в паб не пускают, — ответил я.
Лесли сидела на моей кровати. Она наклонилась почесать Тоби за ушами — тот заскулил от удовольствия и стал тыкаться ей лбом в коленку.
— А ты бы сказал, что это специальная охотничья собака, работает по призракам.
— Мы не охотимся на призраков, — возразил я, — мы ищем следы сверхъестественной энергетики.
— Он правда волшебник? — спросила Лесли. — Так и сказал?
Я начинал жалеть, что разболтал ей все.
— Правда. Я видел, как он колдовал, и все такое.
Мы пили «Гролш» — Лесли умыкнула один ящик с общажной рождественской вечеринки и припрятала в кухне под стенкой, за оторванным куском гипсокартона.
— Помнишь типа, которого мы на прошлой неделе задержали за разбойное нападение?
Меня во время той операции крепко приложили о стену.
— Забудешь такое, как же.
— Похоже, ты тогда слишком сильно ударился головой, — сказала Лесли.
— Но это же правда, — проговорил я. — Призраки, магия — все это существует на самом деле.
— А почему же тогда я не чувствую, что что-то изменилось? — спросила она.