– Мам, ты прости… – Антон опустился возле нее на свободный край дивана.
– Где ты был? – спросила она.
– У друга… Не важно, этого больше не повторится, я обещаю. – Антон сжал руки и заговорил быстро-быстро, словно боялся, что его перебьют. – Я всю ночь думал и понял, что люблю тебя больше всех на свете! Но не хочу, чтобы моим отчимом был тренер, прости…
* * *
Она позвонила мне, и уже по голосу я понял, что, увы, был прав в своих подозрениях.
Мы встретились в кафе, как чужие.
– Сергей, – Юля избегала смотреть мне в глаза, – я обдумала твое предложение и, извини, вынуждена сказать «нет».
– Из-за Антона? – хмуро спросил я.
– Не спрашивай ничего. Прости, так будет лучше.
Юля встала и пошла прочь.
Так будет лучше. Но кому? Ей? Мне? Антону?..
О, если бы на простые вопросы существовали простые ответы!
Глаза слепило яркое весеннее солнце, а ветви деревьев, уже покрывшиеся первой молодой зеленью, качались на ветру, точно приветствуя победителей.
Закончилась зима, выдавшаяся довольно тяжелой, закончился и трудный период в команде. «Медведи» возвращались с выезда с победой.
На остановке у ледового дворца толпились встречающие.
Саша Костров в волнении огляделся. Вон Егор Щукин уже обнимает визжащую от радости Марину, а Оля протягивает руки Антипову, вон бакинский отец сияет, словно начищенный самовар… но где же Яна?..
– Саша! – она махала ему рукой – по-весеннему легкая и светлая, и от сердца отлегло. Слава богу, пришла! – Саша, с победой!
Нежные девичьи губы коснулись его щеки, и солнце словно вспыхнуло с новой силой.
– Только с одной? – Костров хитро улыбнулся. – Вообще-то у нас их целых три!
– Тогда поздравляю трижды! – Она поцеловала его еще два раза. – Ну пойдем?..
Рядом раздавались чьи-то голоса. Отец Бакина выяснял у сына, как тот умудрился за три игры пропустить пять банок, а Кисляк, косясь на них, заигрывал с очередной девицей из числа фанаток, которых всегда полным-полно возле клуба.
– Пошли, – Саша бережно взял девушку под руку и повел прочь от этой суматохи. Как же, оказывается, он скучал!..
* * *
Алина все еще была в отъезде, поэтому Миша проводил тоскливым взглядом счастливые пары. Надо же, в их команде личная жизнь начала складываться почти у всех. Забавно, что произошло это как раз в то время, как «Медведи» пошли на подъем. Интересно, есть такой закон: когда побеждаешь на льду, и в личной жизни все устаканивается? Хорошо, если так.
Вскочив в подошедший автобус, Миша доехал до знакомого двора и с удивлением понял, что успел соскучиться по дому. Даже запах юной листвы и накопившейся за долгую зиму пыли казался самым родным, самым приятным.
Взбежав по лестнице, Пономарев открыл дверь и сразу же позвал:
– Ба!..
Она не откликнулась.
– Ба! Ты не слышишь?
И в комнатах, и на кухне никого не было.
Хлопнула дверь, и Миша выглянул в прихожую, ожидая увидеть вернувшуюся из магазина бабушку, но на пороге стоял отец, прижимая к груди пакеты с продуктами.
– Вернулся! Знаю, что победили. Видел вашу игру, ты молодец! – Отец улыбнулся, пристраивая пакеты на тумбочке, и протянул сыну руку.
То, что он начал следить за успехами сына, было огромным достижением. В то время, пока отец пил, само существование Миши не слишком-то его волновало.
– Спасибо, – Миша ответил на рукопожатие. – А где бабушка?
– В больнице, – отец вздохнул. – Сердце прихватило. Да не волнуйся, ничего страшного. Хочешь, завтра навестим ее вместе?
– Хочу.
Радость немного померкла, затененная тревогой: не случилось бы чего!..
* * *
Интересно, почему это так: только-только возомнишь, что все супер, как тут же, по закону подлости, вылезут какие-то проблемы.
На этот раз проблемой для Семена Бакина стала школа. А конкретнее – химик, вознамерившийся влепить ему за год пару. Противный химик к тому же подсчитал все прогулы и не собирался делать скидку выдающемуся вратарю, надежде отечественного хоккея. Пришлось привлечь тяжелую артиллерию, вот поэтому, буквально на следующий же день по приезде, Семен уныло тащился в школу вместе с отцом.
– Ну и где он? – отец подозрительно оглядел школьный двор.
– Вон, – Семен кивнул на появившуюся из дверей чуть сутуловатую фигуру. – Олег Николаевич…
– Понял!
Бакин-старший догнал шедшего по двору учителя и загородил ему дорогу.
– Я отец Семена Бакина, Николай, – объявил он, – нужно поговорить.
Химик оглядел нежданного гостя с ног до головы.
– Очень приятно, – произнес он так, что не оставалось никаких сомнений: ему очень, очень неприятно. – И весьма кстати. Давно хотел увидеться с вами.
– Погоди, – Николай Бакин решительно рубанул воздух ребром ладони, – скажи мне сначала: ты спорт уважаешь?
Учитель, не готовый к подобному натиску, растерялся, и отец принялся укреплять завоеванные позиции.
– Вот перед тобой стоит Семен Бакин, будущее нашего хоккея, и портить ему аттестат – это все равно, что… – он задумался, подыскивая сравнение, лучше всего отражающее весь трагизм и недопустимость ситуации, – все равно, что вредить России!
– Мне кажется, вы несколько ммм… преувеличиваете, – учитель немного отступил. – Семен сам портит свой аттестат.
– Слушай, Николаич, – отец попытался схватить химика за руку, но тот увернулся, – твой отец – мой тезка, что же ты, ек-макарек, выеживаешься? Что, тебе впадлу трояк поставить?
– Ну знаете!.. – учитель сжал губы в ниточку. – Это вашему сыну, как вы говорите, впадлу химию учить. И вот что я вам скажу: никаких поблажек Семену не будет. И не надейтесь. Всего доброго.
Он резко развернулся на каблуках и быстрым шагом направился к школе.
Семен тяжело вздохнул. Безнадежно, как он и думал.
* * *
Можно жить в одном городе и не встречаться, проходя разными улицами, разминаясь во времени на считаные минуты… Так бывает, но если двоих тянет друг к другу, то сама вселенная сводит их вместе, словно они притягивают друг друга магнитом.
Мы встретились с Юлей на улице, под цветущей вишней.
Остановились, глядя друг на друга и словно не решаясь поверить собственным глазам.
– Здравствуй, – тихо сказал я.