Скоро выяснилось, что никто из родственников особенно и не жаждет брать на себя ответственность за ребенка, и споры и дискуссии продолжались целый день. Все выражали огромное, почти неукротимое желание присматривать за ним и делали бы это с величайшим удовольствием, кабы не то обстоятельство, что квартирка у них слишком мала, или что у них уже есть один ребенок и они никак не могут позволить себе еще одного, или же не знают, что делать с бедняжкой, когда летом уедут за границу, или что им уже немало лет, а это крайне несправедливо по отношению к мальчику, когда он подрастет, и так далее, и тому подобное. Все они, разумеется, помнили, что отец новорожденного был в солидных долгах, дом заложен, и на ребенка совсем не остается денег.
Было шесть вечера, а они все еще спорили как ненормальные, когда неожиданно, в самый разгар спора, старая тетушка покойного отца (ее звали Глосспан) примчалась из Вирджинии и, даже не сняв шляпу и пальто, не присев даже, игнорируя предложения выпить мартини, виски или хереса, твердо заявила собравшимся родственникам, что отныне она намерена единолично заботиться о маленьком. Более того, сказала она, она возлагает на себя полную финансовую ответственность по всем расходам, включая образование, и теперь все могут отправляться по домам успокаивать свою совесть. Сказав это, тетушка живо поднялась в детскую, выхватила Лексингтона из люльки и умчалась, крепко сжимая ребенка в объятиях, тогда как родственники продолжали себе сидеть, глазеть, улыбаться и выражать всем своим видом облегчение, а Макпоттл, сиделка, застыла у подножия лестницы, поджав губы и сложив руки на накрахмаленной груди, и при этом неодобрительно взирала на происходящее.
Таким образом младенец Лексингтон покинул город Нью-Йорк, когда ему было тринадцать дней, и поехал на юг, чтобы жить в штате Вирджиния со своей двоюродной бабушкой Глосспан.
3
Бабушке Глосспан было почти семьдесят лет, когда она стала опекуншей Лексингтона, но посмотришь на нее — и ни за что об этом не догадаешься. Можно было бы подумать, что лет ей вдвое меньше. У нее было маленькое, морщинистое, но все еще вполне красивое лицо и пара симпатичных карих глаз, которые, сверкая, глядели на окружающих самым милейшим образом. Еще она была старой девой, хотя и этого никогда не подумаешь, ибо ничего того, что отличает старых дев, в натуре Глосспан не было. Она никогда не бывала желчна, мрачна или раздражительна; у нее не было усов, и она ничуть не завидовала другим людям, что уже само по себе нечто такое, что редко можно сказать и о старой деве, и о девственнице, хотя, конечно же, точно не известно, можно ли ее оценивать и по тому, и по другому счету.
Между тем это была эксцентричная старушка, тут сомнений нет. Последние тридцать лет она жила странной обособленной жизнью в полном одиночестве в крохотном домике высоко на склонах Голубого хребта, в нескольких милях от ближайшей деревни. У нее было пять акров пастбищной земли, участок для выращивания овощей, сад с цветами, три коровы, дюжина кур и отличный петушок.
А теперь у нее появился еще и Лексингтон.
Она была строгой вегетарианкой и считала, что употребление в пищу мяса животных не только вредно для здоровья и само по себе отвратительно, но и ужасно жестоко. Она питалась превосходными чистыми продуктами, такими как молоко, масло, яйца, сыр, овощи, орехи, травы и фрукты, радовалась, будучи уверенной в том, что ради нее не будет убито ни одно живое существо, даже креветка. Однажды, когда от запора в расцвете сил скончалась ее коричневая курица, бабушка Глосспан так огорчилась, что едва не отказалась вообще есть яйца.
О малых детях она практически ничего не знала, но это ничуть ее не беспокоило. На нью-йоркской железнодорожной станции, дожидаясь поезда, который должен был отвезти ее и Лексингтона в Вирджинию, она купила шесть детских рожков, две дюжины пеленок, коробку английских булавок, пакет молока в дорогу и книжку в бумажном переплете под названием «Уход за детьми». Что еще нужно? И когда поезд тронулся, она накормила ребенка молоком, как могла, сменила пеленки и положила его на сиденье, чтобы он уснул. Потом от корки до корки прочитала «Уход за детьми».
— Какие тут проблемы? — сказала она, выбрасывая книгу в окно. — Нет тут никаких проблем.
Да их и не было, как это ни странно. Когда они приехали в ее домик, все пошло гладко, да иначе и быть не могло. Маленький Лексингтон пил молоко и срыгивал, он кричал и спал, как и должен спать хороший ребенок, а бабушка Глосспан светилась от радости всякий раз, когда глядела на него, и целыми днями осыпала его поцелуями.
4
К шести годам юный Лексингтон превратился в прекрасного мальчика с длинными золотистыми волосами и темно-голубыми глазами цвета васильков. Он был смышлен и полон бодрости и уже учился помогать своей старой бабушке делать всякие разные вещи по хозяйству: приносил яйца из курятника, крутил ручку маслобойки, копал картошку в огороде и собирал травы на склоне горы. Скоро, говорила про себя бабушка Глосспан, ей нужно будет задуматься и о его образовании.
Однако мысль о том, чтобы отправить его в школу, была для нее невыносима. Она так его полюбила, что не вынесла бы расставания с ним ни на какое время. В долине, правда, была деревенская школа, но на вид она была ужасна, и, отправь она его туда, там в первый же день Лексингтона заставят есть мясо.
— Знаешь что, дорогой? — обратилась она к нему однажды, когда он сидел на высоком стуле на кухне и смотрел, как она делает сыр. — Не понимаю, почему бы мне самой не давать тебе уроки?
Мальчик посмотрел на нее своими большими голубыми глазами и очень мило и доверчиво ей улыбнулся.
— Это было бы замечательно, — сказал он.
— А начну я с того, что научу тебя готовить.
— Думаю, мне это будет интересно, бабушка Глосспан.
— Понравится это или нет, а учиться тебе придется много, — сказала она. — Нам, вегетарианцам, почти не из чего выбирать по сравнению с другими людьми, и потому мы должны научиться вдвойне грамотнее готовить пищу, которую употребляем.
— Бабушка Глосспан, — сказал мальчик, — а что едят другие люди такого, чего мы не едим?
— Животных, — ответила она, с отвращением вскинув голову.
— Живых животных?
— Нет, — сказала она. — Мертвых.
Какое-то время мальчик обдумывал услышанное.
— То есть они едят их, когда те умирают, вместо того чтобы хоронить?
— Они не ждут, когда те умрут, моя радость. Они их убивают.
— А как они их убивают, бабушка Глосспан?
— Обычно перерезают горло ножом.
— Это о каких животных ты говоришь?
— В основном о коровах и свиньях, а также об овцах.
— Коровы! — вскричал мальчик. — Вроде Розы, Снежинки и Белки?
— Именно так, мой дорогой.
— Но как же их едят, бабушка Глосспан?
— Их режут на куски, а куски готовят. Больше всего им нравится, когда мясо красное и ближе к костям. Они очень любят есть мясо коровы кусками, чтобы кровь сочилась из него.