— Элиза, ты виделась с Савичем и после, — сказал он, пристально изучая выражение ее лица. — В «Белом фраке».
— Да. В тот день, когда вы приезжали в загородный клуб. Ты не поверил мне. Я подумала… я боялась, что ты выдашь меня Като.
— Я не рассказал ему.
— Сейчас я знаю. Тогда не знала. Я вернулась к Савичу, чтобы спросить, что он выяснил. Насколько мои страхи оправданы? Он принялся успокаивать меня: по его словам, в преступном мире только и говорили, до чего судья меня обожает и что он жизнь готов отдать, лишь бы ни один волосок не упал с моей головы.
— Сбивал тебя с толку.
— Почти. Он-то знал, что рано или поздно Наполи обо мне позаботится. А откуда ты узнал о моем знакомстве с Савичем?
Он рассказал ей о Горди Балью.
— Я узнал о его вынужденном самоубийстве сразу после того, как судья принес разоблачающие фотографии тебя с Савичем.
Она недоуменно покачала головой:
— Ты и вчера говорил о них. Что за фотографии? Он объяснил. Но она по-прежнему была удивлена.
— Наверное, когда Наполи по поручению Като следил за мной, стараясь застать с Коулманом Гриэром, он заснял меня с Савичем.
— Могу поспорить, он от радости кипятком писал. Фотографии, на которых ты с Савичем, были для твоего мужа в десять раз важнее, чем бейсболист. Это была козырная карта Наполи.
— Но разыграть он ее не успел.
— Верно. Ему они послужить не смогли, зато здорово подыграли Като. Он использовал их, чтобы убедить нас, полицейских, что ты — лживая, двуличная женщина, возможно, любовница крупного преступника, убившая двух человек. А когда ты поняла, что твоя песенка спета, бросилась с моста. Мы ему поверили.
— И ты тоже?
— Я в особенности.
Она посмотрела на него долгим взглядом, потом хрипло спросила:
— Поэтому ты плакал вчера вечером? Ты думал, что я умерла?
Эту тему он продолжать не хотел. Не сейчас.
— Письмо Чета по-прежнему у тебя?
— В безопасном сейфе в банке нашего родного города. Я оставила его там в день отъезда в Саванну. Я — единственный получатель.
— Хорошо. — Он потянулся через нее, открыл бардачок и достал солнечные очки. — Надевай. Правда, одна дужка погнута.
— Элизу Лэрд больше никто не ищет.
— Я не хочу рисковать.
Когда они вошли в магазин, он дал ей денег.
— Отлично понимаю, что их гораздо меньше, чем ты привыкла тратить.
Взяв деньги, она нахмурилась.
— Спасибо. Я верну. Чем займешься, пока я буду делать покупки?
— Завалюсь вон в тот бар, закажу клубничной газировки и стану думать, как поймать этих ублюдков.
Она взяла тележку и ушла. Он занял место в баре и, потягивая шипучий клубничный лимонад, принялся мечтать о том, как Савича на пару с Като Лэрдом закуют в кандалы и отправят в тюрьму. Где бы она, эта тюрьма, ни находилась.
Еще он достал мобильный и позвонил Диди.
— Салют! — воскликнула Диди. Она явно была рада его звонку. — Не думала, что сегодня позвонишь.
— Как дела?
— Волосы вьются. Уорли скотина. Все по-прежнему.
— А остальное?
— Видел сегодня утром пресс-конференцию судьи Лэрда?
— Наверное, проспал, — соврал Дункан.
— Совсем извелся от горя, бедняга.
Даже Диди, с ее тончайшей интуицией, этот мерзавец сумел обмануть.
— Мы все подчищаем. Дотан выдал положительное заключение на записи зубной формы миссис Лэрд, потом провел вскрытие. Она утонула. Представляешь, она еще и наркотики употребляла.
— Не может быть.
— Вот так-то. Если она работала на Савича, могла сама пробовать товар. Дотан нашел следы нескольких психотропных препаратов, но передозировки не было. Теперь тело готовят к погребению. Когда, где — пока неизвестно.
— О Савиче есть новости?
— Ничего, кроме тех снимков с покойной миссис Лэрд.
— Он сумел достать Горди.
— Кстати, насчет этого, — сказала она. — Ты не сказал, что подрался с ним в изоляторе.
— Из головы вылетело.
— Какой забывчивый. Сегодня утром эта сплетня доползла до «Казарм». По одной версии, вы с Савичем повздорили и наговорили друг другу лишнего…
— Есть и другая?
— По другой после кровавой драки вас обоих увезли в больницу.
— Жерар знает?
— Он на тебя не сердится. Любой из нас, столкнувшись с Савичем после известия о смерти Балью, поступил бы точно так же. Капитан отрядил кого-то допрашивать сокамерников о самоубийстве. Никто ничего не знает.
— Следовало ожидать. — Он отпил большой глоток лимонада. Это была хорошо продуманная пауза. Когда, по его мнению, она истекла, Дункан сказал: — Диди, я тут поразмыслил.
— Подожди, я возьму блокнот и ручку. — Долю секунды она отсутствовала. — Валяй.
— Проверь, имеет ли Мейер Наполи какое-нибудь отношение к Савичу?
— Ты имеешь в виду помимо фотографий?
— Я имею в виду личные взаимоотношения. Один на один. Шансов мало, но чем черт не шутит.
— Вряд ли Наполи был человеком Савича. Тот сам сказал — зачем ему Наполи?
— А ты поищи, вдруг что-нибудь вылезет, — произнес он. — Начни с секретарши Наполи. Она не станет отмалчиваться — раз босса любила, захочет узнать, кто его убийца.
— Думаешь, Савич…
— Я же сказал, шансов мало.
— Ладно, позвоню секретарше. А что конкретно мне искать?
— Понятия не имею. И еще… — Он замолчал, как бы раздумывая. — Возможно, полезно будет подробнее узнать о людях, которых убили по приказу Савича. Историю Горди Балью мы уже знаем. Ну а Фредди Моррис и Андре Бонне, у которого дом взорвали? Может, если мы в их прошлом покопаемся, то найдем человека, которой что-то знает, что-то слышал, и сумеем на это опереться. Хотя бы ордер на обыск получим. Что думаешь?
Он знал, как его слова должны были разочаровать Диди. Брови у нее наверняка далеко уползли на лоб.
— Наверное, — уныло протянула она. — И что ты надеешься найти?
— Не знаю. До тех пор, пока мы это не найдем. — Он опять стратегически помолчал и вздохнул. — Эх, черт, наверное, я пальцем в небо попал. Забудь. Я придумаю что-нибудь получше.
— У тебя там дождь все еще льет?
— Нет, здесь солнечно.
— И у нас тоже. От всего пар валит. Дышать чертовски тяжело. — Она тоже многозначительно помолчала и спросила, когда он собирается возвращаться.