– Пожалуй, – ответила Китти.

Елизавета заботливо укрыла ноги Китти одеялом.

– Я расскажу тебе все про себя и про то, что случилось со мной. Как и ты, я единственная у родителей. Папа мой живет в Индии, а мама осталась в Англии. Она очень болела. Я так люблю свою маму! Когда меня отдали в школу, первое время мне нестерпимо тяжело было жить вдали от нее. Расскажу тебе, как я нарушила одно из школьных правил.

Китти лежала очень тихо, и было не очень понятно, слушает ли она Елизавету или занята своими мыслями. Но подруга продолжила.

– Ты знаешь, Китти, что из селения Мертон, которое находится вблизи Мертон-Геблса, по четвергам вторую почту не приносят. Кому нужно, тот сам идет за письмами. Наступил четверг, и я страшно тревожилась, ожидая вестей о маме. Мне не хотелось говорить миссис Шервуд о том, как сильно больна моя мать. Я была уверена, что получу письмо. Сейчас девочки могут вдвоем или группой ходить в Мертон, но раньше, когда я поступила сюда, если девочке надо было в селение, то она должна была идти с учительницей. В тот день, представляешь, ни одна учительница не была свободна. Поэтому я решилась нарушить правила и пошла одна. Добралась до почтового отделения и получила свое письмо, из которого с облегчением узнала, что маме лучше. Вернувшись, я сразу направилась в комнату миссис Шервуд и рассказала ей, что сделала. Показала письмо. Я сказала, что не жалею о совершенном поступке, но знаю, что нарушила правила. Ей хотелось, чтобы я выразила сожаление, однако я не согласилась, и она наказала меня. Мне было горько и обидно.

Китти, конечно, слушала подругу. И в душе жалела ее. А Елизавета все подробно рассказывала, чтобы успокоить Китти, поскольку понимала ее душевное состояние.

– О моем поступке миссис Шервуд сообщила девочкам, и два дня я была в опале: со мной никто не разговаривал. Это случилось три года тому назад, а тогда я совсем не понимала миссис Шервуд. Я смогла понять ее, только когда умерла моя мама. Я узнала великую любовь миссис Шервуд ко всем нам. О, Китти, нет других таких людей, как она! Ей можно довериться вполне, и если произошло какое-то недоразумение – мой совет: скажи ей всю правду, скажи правду.

– Я так и сделала, – ответила Китти. Она скинула одеяло, села на кровати и взглянула прямо в лицо Елизавете. – Я сказала ей всю правду, а она не поверила мне. Она делает все возможное, чтобы заставить меня сказать страшную ложь. Но я не хочу лгать, а миссис Шервуд собирается строго наказать меня.

– Объясни мне все, Китти.

– Хорошо, я расскажу тебе. Может быть, ты так же, как и миссис Шервуд, не поверишь, но я все же расскажу. Так же, как ты поведала мне свою историю.

Глядя на подругу, Елизавета подумала: «Нет, Китти такой человек, который не может солгать».

Китти рассказала Елизавете все без утайки. И под конец произнесла с горячностью:

– Так же я изложила все и миссис Шервуд, но она не поверила и продолжает думать, что я написала это письмо. А я не писала его!

– Китти, я выясню, что смогу. Я верю тебе.

– Елизавета! Слава Богу! – Девочка обвила руками шею подруги и несколько раз поцеловала ее в щеку. – Слава Богу! Теперь я могу перенести это.

– Я сейчас же пойду к миссис Шервуд и попрошу ее разобраться в этом деле.

Глава IX Передышка

Елизавета Решлей действительно поверила Китти О’Донован. И, покинув ее, она, как и обещала, направилась к миссис Шервуд.

– Могу я поговорить с вами, миссис Шервуд?

– Конечно, Елизавета.

– Я была сейчас у бедной Китти О’Донован.

– Ты была у нее, Елизавета? – с чувством облегчения повторила миссис Шервуд. – Я так рада, что ты была у нее. Ну что же, Елизавета, удалось тебе… как-нибудь повлиять на Китти – заставить ее сознаться? Она, конечно, рассказала тебе всю эту печальную историю?

– Она рассказала мне все с начала до конца, миссис Шервуд. Она была в полном отчаянии. Мне удалось разговорить ее, и она призналась мне в своем горе. Скажу вам, миссис Шервуд, что я посоветовала Китти.

– Да благословит тебя Бог, милая Елизавета! Ты, конечно, посоветовала бедняжке сказать мне правду – что она написала письмо и боялась сознаться в этом.

– Нет. Я посоветовала ей твердо стоять на своем. Она говорит, что не писала письма. Миссис Шервуд, я верю ей.

– Елизавета! И после этой телеграммы? Ведь мальчик получил письмо; он так и ответил в телеграмме. Вот она, взгляни сама, милая.

Елизавета взглянула и положила лист бумаги на стол.

– Надо сохранить телеграмму, – сказала Елизавета. – Нет сомнения, что Джек О’Донован получил какое-то другое письмо, не от своей кузины Китти; в этом я уверена так же, как в том, что стою здесь.

– Тогда в каком ужасном поступке ты обвиняешь Мэри Купп, милая Елизавета?

– Я никого не обвиняю. Я не вижу пока ни проблеска в этой темной истории. Но хочу основательно разобраться в ней. Хочу во что бы то ни стало добиться правды. Что бы ни выяснилось, я убеждена, что Китти О’Донован не виновата.

– Ты забываешь, Елизавета, что если Китти будет продолжать отрицать свою вину, то мне придется обо всем рассказать девочкам, и они станут ее судьями, в том числе и ты. Знаешь, что бывает, когда королеву мая приходится развенчивать вследствие ее проступка? Это делается публично. Не могу выразить, какое ужасное испытание предстоит этой несчастной девочке.

– Это верно, – согласилась Елизавета. – Но хуже всего в данном случае должно быть той девочке, которая написала Джеку письмо.

– Твои симпатии к Китти заставляют тебя несправедливо судить о других девочках, – сказала миссис Шервуд. – Однако, милая, дело очень простое: Китти была вне себя от гордости и восторга, вот и написала двоюродному брату. А когда ее обвинили, она испугалась и не созналась в своем проступке. Такое более вероятно, чем то, что какая-то девочка захотела сделать ей зло. Да и кто смог, если принять во внимание твою версию, так подражать почерку Китти, что у Джека письмо не вызвало никаких подозрений?

– Все это так, – сказала Елизавета, – и Китти могла бы поступить, как вы говорите. Но она не предложила бы вам телеграфировать ее двоюродному брату, если бы написала это письмо.

– Сознаюсь, что сильно поколебалась, когда она предложила мне послать телеграмму, – ответила миссис Шервуд. – Я была так рада за Китти и думала, что все объяснится. А теперь я подозреваю: она просила меня телеграфировать в расчете, что двоюродный брат поддержит ее и ответит, что не получал письма.

– О, Боже мой! – воскликнула Елизавета. – Даже если мне придется быть одной против многих, я не остановлюсь, пока не доберусь до истины в этом отвратительном деле.

– Если тебе удастся доказать невиновность Китти, то никто не будет рад этому более меня – заверила миссис Шервуд свою решительную ученицу.