«Я напишу папочке, – подумала Китти. – Я должна и хочу написать ему. Хотя завтра мне нужно рано вставать, все же напишу папе сегодня. Скажу об этом мисс Хонебен, а она передаст миссис Шервуд, и миссис Шервуд, наверное, не рассердится: ведь случай-то такой важный».

И Китти, смело нарушая правило, чего раньше за ней никогда не было, зажгла свечу, присела у столика, положила перед собой лист бумаги, обмакнула перо в чернила и начала писать:

«Дорогой мой папа! Вот я пишу Вам, Ваша Китти, которая думает о Вас, любит Вас и мечтает о том, как бы покрепче, покрепче обнять Вас! Удивительная вещь произошла с Вашей девочкой: меня выбрали королевой мая. И я думаю, вот почему это случилось: Вы ведь знаете, что во мне ровно ничего нет; я и сама понимаю, что я обыкновенная девочка. Ну так вот, папочка, в чем дело: должно быть, часть Вашего величия перешла ко мне. А как Вы думаете, милый мой папочка? Завтра утром меня будут приветствовать как королеву мая. Помните, папочка, чудесную поэму, которую я читала Вам, когда была ребенком!

О матушка, ночные ветерки колышут травку луговую,

Счастливых звезд вверху сиянье ярче зажигая…

Весь день-деньской дождя не будет завтра, я ликую…

О матушка, я завтра буду королевой мая!

Вот это и оказалось верным. Только я говорю это не моей дорогой матери, а моему отцу. И Вы подумайте обо мне завтра, а я напишу Вам и расскажу все, что будет, до малейшей подробности. У меня будут и фрейлины, и статс-дамы, и майское дерево. Целый день все будут меня слушаться и делать, что я захочу. Вы разве не гордитесь мной? Могу сказать Вам, папочка, что я-то сама очень горжусь собой, а больше всего тем, что я Ваша дочь. Спокойной ночи, дорогой мой. Я должна поспать немного, чтобы иметь хороший вид, достойный своего королевского звания, своего королевства и подданных.

Китти О’Донован».

Письмо было адресовано О’Доновану в «Пик», Киллерней, графство Керри. Потом Китти забралась в постель, положила на подушку свою кудрявую головку и погрузилась в глубокий сон.

Глава II Нет розы без шипов

В любом стаде может завестись черная овца, во всякой семье случаются несчастья, и во всех школах – даже в такой, как школа миссис Шервуд, – не обходится без недоразумений и разных неприятностей. Такова жизнь с ее темными сторонами. Не бывает розы без шипов.

Миссис Шервуд, например, и не подозревала, что кто-нибудь в школе может не любить такую милую, прелестную девочку, как Китти О’Донован. Но миссис Шервуд отличалась великодушием, у нее было доброе сердце, а в характере ничего низкого, мелочного. Говоря о ком-нибудь, миссис Шервуд всегда упоминала о хороших качествах этого человека, но не о плохих. И ей удавалось отыскивать в окружающих хорошие качества. На нее часто смотрели с удивлением, когда она высказывала что-то положительное о том, кого не любили, причем говорила весьма убедительно. Тогда собеседнику или собеседнице ничего другого не оставалось, как согласиться с ней:

– А мне это и в голову не приходило. Однако вы, без сомнения, правы.

Так и шла миссис Шервуд по своему жизненному пути, сея добро. Она никого не подозревала ни в чем дурном и потому была счастлива. Хотя низкие натуры, увы, изредка встречались даже среди ее чудесных девочек.

Нет ничего неприятнее, ниже зависти и ревности. Избрание Китти королевой мая не понравилось трем девочкам – Генриетте Вермонт, Томасине Осборн и Мэри Купп.

Генриетта – поразительно красивая девочка, дочь богатых родителей – была очень избалована с раннего детства. Поступая в школу, она думала, что и тут ею будут только восхищаться. И ей пришлось испытать огорчение. С ней обращались очень ласково, но никто не боготворил ее, никто не видел в ней ничего удивительного. Педагоги о ней говорили: если будет стараться, сможет приобрести достаточно знаний. Подруги никогда не восторгались ее внешностью, дорогими платьями. Ее красота и богатство не придавали ей никакого ореола в глазах учениц школы. Генриетту не устраивало такое положение.

Разумеется, поступив в школу, Генриетта узнала о прекрасной традиции – первомайских торжествах в Мертон-Геблсе. Ей рассказала об этом Мэри Дов.

– Хотелось бы мне знать… очень хотелось бы, когда я буду королевой мая, – сказала Генриетта.

Мэри заметила:

– У нас у всех одинаковые шансы стать королевой мая. – Точнее, у тех, кто еще не был королевой, потому что эта честь оказывается только один раз.

– Как это устраивается?

– Мы, девочки, должны сами выбрать королеву.

Генриетте это не понравилось.

– Что это значит? – спросила она. – Если мы сами будем выбирать себе королеву, то каждая может выбрать саму себя. Какой это был бы шум и переполох!

– Королева обыкновенно выбирается из пяти девочек, указанных миссис Шервуд, – объяснила Елизавета Решлей, включаясь в разговор. – Остальные ученицы решают, кому из них быть королевой. Весьма возможно, что ты будешь королевой, Генриетта, но мы узнаем это только за неделю до первого мая.

И вот наступил день выборов. После ужина всем предложили пройти в Праздничный зал. Там миссис Шервуд объявила, кто же оказался в числе пяти кандидаток: Генриетта Вермонт, Китти О’Донован, Клотильда Фокстил, Маргарита Лэнгтон и Мэри Купп. Девочки вышли вперед, поклонились начальнице и всем собравшимся, а затем в сопровождении мисс Хиз вышли из зала. В их отсутствие школьным подругам предстояло избрать лучшую. Решение было принято очень быстро, причем единогласно.

– Китти О’Донован! – кричали с мест. – Никого другого, кроме Китти О’Донован! Китти должна быть нашей королевой!

Пять девочек вернулись в Праздничный зал, чтобы услышать, что решило собрание. Китти избрана королевой мая!

Глаза Генриетты потемнели. С трудом овладев собой, она стояла в стороне, пока девочки толпились вокруг Китти, поздравляя ее. Через минуту Генриетта выскользнула из зала и, накинув на плечи платок, убежала в сад. Ее душил гнев. Как несправедливо! Они выбрали эту Китти О’Донован. Да она, Генриетта, в десять раз богаче Китти, у нее в десять раз больше платьев. Она гораздо умнее Китти, она красива. Почему же подруги – противные! – выбрали Китти королевой?

Так думала Генриетта, и ее щеки горели от возмущения, и сердце в груди бешено колотилось, возбужденное завистью и злостью. А в доме все было полно радости и оживления.

– Что ты тут делаешь? – произнесла Елизавета Решлей, возникнув перед Генриеттой из темноты.

– О Бетти, я ничего не могу поделать с собой. Я словно безумная! – с горечью в голосе воскликнула Генриетта. Похоже, она была рада появлению подруги, которая сразу заметила ее отсутствие и, забеспокоившись, пошла за ней.

– Безумная? – повторила Елизавета. – У тебя какая-то неприятность, Генриетта?