Они шли дальше и дальше, и к концу пятого квартала вокзальный купол скрылся из виду, и мистер Хед повернул влево. Нельсон готов был часами стоять перед каждой
витриной, не будь рядом другой, еще интереснее. Вдруг он сказал:
— Ага, а я здесь родился!
Мистер Хед обернулся и со страхом посмотрел на него. Потное лицо мальчика сияло.
— А я городской! — сказал он.
Мистера Хеда охватило смятение. Он понял, что надо действовать.
— Давай я покажу тебе кое-что еще, — сказал он и повел Нельсона на угол, где был канализационный люк. — Присядь-ка и сунь туда голову.
Мальчик опустился на колени и засунул голову в люк, а дед держал его сзади за пиджак.
Услышав, как в глубине под тротуаром бурлит вода, Нельсон отдернул голову. Тогда мистер Хед рассказал ему про канализацию — она проходит под каждой улицей, и в нее собираются нечистоты, и там полно крыс, и, если человек провалится в люк, его засосет в длиннющую черную трубу. В любое время человек может провалиться в люк и исчезнуть навсегда. Он описал это так красочно, что Нельсон на мгновение застыл от ужаса. Он подумал, что эти трубы, наверное, и ведут в ад, и впервые представил себе, как устроены нижние круги мироздания. Он отшатнулся от люка.
Потом он сказал:
— Да, но можно же держаться подальше от этих дырок, — и на его лице появилось то упрямое выражение, которое так раздражало деда. — А я здесь родился!
Мистер Хед был обескуражен, но лишь пробормотал: «Погоди, ты еще узнаешь, почем фунт лиха»,— и они двинулись дальше. Пройдя два квартала, он повернул влево, полагая, что обходит купол по кругу, и он не ошибся: через полчаса они снова оказались у вокзала. Нельсон сначала не замечал, что вторично любуется теми же витринами, но, увидев магазин, где можно поставить ноги на подставки и негр почистит тебе башмаки, понял, что они описали круг.
— Мы здесь уже были! — закричал он. — Ты, по-моему, сам не знаешь, куда идешь.
— Я было немного сбился с дороги, но сейчас все в порядке,— сказал мистер Хед, и они свернули на другую улицу.
Он по-прежнему не собирался уходить далеко от купола и, пройдя два квартала, снова повернул налево. На этой улице стояли двух- и трехэтажные деревянные жилые дома. Прохожие могли беспрепятственно заглядывать в окна, и мистер Хед, посмотрев в одно окно, увидел укрытую простыней женщину на железной кровати. Его поразило горькое знание, написанное у нее на лице. Невесть откуда вылетел дикого вида парень на велосипеде, старик еле успел отскочить.
— Им тут ничего не стоит задавить человека, — сказал он. — Ты уж держись ко мне поближе.
Они все шли по таким же улицам, пока он снова не вспомнил, что надо повернуть. Теперь улица была совсем узкая, а дома некрашеные и как будто трухлявые. Нельсон увидел негра. Еще одного. Потом еще одного. Он заметил:
— Здесь живут черномазые.
— Ну что ж, пойдем отсюда, — сказал мистер Хед. — Мы не для того приехали, чтоб на них любоваться.
Они свернули, но им по-прежнему встречались негры. У Нельсона стала зудеть кожа, и они прибавили шагу, торопясь выбраться из этого района. Негры в нижних рубахах стояли у порогов, и негритянки раскачивались в качалках на покосившихся крылечках. Негритята, игравшие на мостовой, бросали свои занятия и глазели на них. Они проходили мимо магазинов с черными покупателями, но тут они не останавливались в дверях. Черные глаза на черных лицах отовсюду следили за ними.
— Да, — сказал мистер Хед. — Вот ты где родился — в одной куче с черномазыми.
Нельсон нахмурился.
— Ты, я вижу, заблудился, — сказал он.
Мистер Хед резко повернулся и поискал глазами купол. Купола не было.
— Ничего я не заблудился, — сказал он. — Просто ты устал ходить.
— Я не устал, я есть хочу, — сказал Нельсон. — Дай мне галету.
Тут они обнаружили, что потеряли завтрак.
— Пакет был у тебя, — сказал Нельсон. — Уж я бы его сберег.
— Хочешь быть за главного — так я пойду один, а тебя здесь оставлю, — сказал мистер Хед и с удовольствием увидел, как побледнел мальчик.
Однако он и сам понимал, что они заблудились и все дальше уходят от вокзала. Он тоже проголодался и хотел пить, и оба они обливались потом от близости всех этих негров. Нельсон не привык ходить обутым. Бетонные тротуары были очень твердые. Обоим очень хотелось посидеть, но присесть было негде, и они тащились дальше, и мальчик бормотал себе под нос: «Завтрак потерял, потом дорогу потерял», — а мистер Хед ворчал: «Кому приятно, что он родился в этом негритянском раю, пожалуйста, пусть себе радуется!»
Солнце уже стояло высоко в небе. До них доносился аромат стряпни. Негры высыпали к дверям поглазеть на них.
— Спроси дорогу у черномазых,— сказал Нельсон. — Это ты нас сюда завел.
— Ты же здесь родился, — сказал мистер Хед. — Сам спрашивай, если тебе хочется.
Нельсон боялся негров и не хотел, чтобы над ним смеялись негритята. Впереди он увидел дородную негритянку, которая стояла, прислонясь к косяку открытой двери, выходящей прямо на тротуар. Ее жесткие волосы торчали во все стороны, а тело, туго обтянутое розовым платьем, покоилось на босых коричневых с розовыми ободками ступнях. Когда они поравнялись с ней, она лениво подняла руку к голове и ее пальцы исчезли в волосах.
Нельсон остановился. Под взглядом темных глаз негритянки у него перехватило дыхание.
— Как пройти обратно в город? — спросил он каким-то чужим тоненьким голоском.
Она же, помолчав, ответила голосом звучным и низким — Нельсону показалось, что его обдало прохладной водяной пылью:
— А тут не город, по-твоему?
— Как пройти обратно на поезд? — спросил он так же тоненько.
— На трамвай садись, — сказала она.
Она, конечно, насмехалась над ним, но у него не было сил даже нахмуриться. Он впивал в себя каждую черту ее облика. Перевел глаза с огромных колен на лоб, потом его взгляд проделал путь от блестящих капелек пота на ее шее, через громадную грудь и по голой руке туда, где пальцы прятались в волосах. Ему вдруг захотелось, чтобы она нагнулась, и подняла его, и притянула к себе и чтобы он ощутил на лице ее дыхание. И все глубже погружался бы в ее взгляд, а она все крепче прижимала бы его к себе. Никогда еще он не испытывал такого. Как будто его засасывает в черную-черную трубу.
— Вот так, миленький, прямо и ступай, и дойдешь до улицы, где трамвай ходит, — сказала она.
Нельсон без сил свалился бы у ее ног, если бы мистер Хед не оттащил его.
— Совсем спятил, — проворчал старик.
Они поспешили прочь, и Нельсон не оглядывался на негритянку. Он нахлобучил шляпу на лицо, которое горело теперь от стыда. Он вспомнил ухмылку призрака в окне вагона, и свои дорожные предчувствия, и что на его билетике было написано, чтоб он остерегался черных женщин, а на дедушкином — что дедушка честный и смелый. Он взял старика за руку—не свойственное ему признание своей беспомощности.