Она приближалась, выпятив живот, откинув назад голову и сложив на груди руки. Голенища стоптанных сапог легонько хлопали ее по толстым икрам. Шагах в пятнадцати от жестикулирующей группы она остановилась и вперила взор прямо в затылок миссис Макинтайр, давая тем знать о своем прибытии. У миссис Макинтайр, шестидесятилетней маленькой женщины, было круглое морщинистое личико; рыжая челка спадала на лоб почти до самых оранжевых бровей. Ротик у нее был крошечный, как у куклы, а глаза, казавшиеся нежно-голубыми, когда она широко их раскрывала, принимали оттенок вороненой стали или гранита, когда она, прищурясь, заглядывала в молочный бидон. Одного мужа она похоронила, с двумя другими развелась, и миссис Шортли уважала ее как человека, которого еще никому не удалось обвести вокруг пальца, никому, кроме — ха-ха-ха — кроме разве семейства Шортли.
Миссис Макинтайр протянула руку в сторону миссис Шортли и сказала мальчику по имени Рудольф:
— А это миссис Шортли. Мистер Шортли работает у меня на молочной ферме. Где же он? Я хочу познакомить его с Гизаками, — проговорила она, когда жена мистера Шортли, все еще не отнимая скрещенных рук от груди, подошла поближе.
Ага, значит, теперь они уже Гизаки. Небось в глаза она их Гусаками не зовет.
— Чанси в коровнике,— ответила миссис Шортли.— У него нет времени по кустам прохлаждаться, не то что у этих черномазых.
Взгляд ее сначала скользнул по макушкам Перемещенных, а потом медленно по спирали пошел вниз — так ястреб-стервятник кружит в воздухе, прежде чем опуститься на падаль. Она держалась на порядочном расстоянии — а то он еще и ей вздумает руку целовать. Своими зелеными глазами он посмотрел ей прямо в лицо и улыбнулся щербатым с одной стороны ртом. Миссис Шортли, не отвечая на его улыбку, взглянула на девочку, которая, поводя плечами, стояла возле матери. Ее длинные косы были подвязаны баранками, и — ничего не скажешь — хоть имя у нее какое-то жучье, она куда красивее обеих дочек миссис Шортли, четырнадцатилетней Энни Мод и шестнадцатилетней Сары Мэй. Правда, Энни Мод ростом не вышла, а Сара Мэй косит на один глаз. Но зато этот заграничный мальчишка — ничто против ее сына Г. К. Г. К. уже двадцать лет, он носит очки, а сложением весь в нее. Учится он в библейской школе и, когда кончит, сам станет проповедником. У него приятный сильный голос, он замечательно поет гимны и любого в чем хочешь убедит. Миссис Шортли посмотрела на священника и вспомнила, что у этих людей религия какая-то отсталая. Веруют они невесть во что — ведь в религии ихней не было никакой реформации, и никто не знает, какой вздор в ней еще остался. Ей опять представилась комната, до потолка заваленная трупами.
Священник тоже разговаривал как-то по-иностранному — вроде бы и по-английски, но так, словно набил себе полный рот сена. У него были длинный нос, прямоугольное голое лицо и такой же голый череп. Когда миссис Шортли подошла, он вдруг разинул рот, уставился ей куда-то за спину и, тыча пальцем, воскликнул: «Ах-х-х!»
Миссис Шортли быстро обернулась. В нескольких шагах позади нее, слегка откинув голову набок, стоял павлин.
— Какая прекрасная птица! — пробормотал священник.
— Лишний рот — только и всего, — отозвалась миссис Макинтайр, взглянув в сторону павлина.
— А когда же он распускает свой великолепный хвост? — спросил священник.
— Когда ему вздумается, — отвечала она. — Их у меня тут штук двадцать или тридцать было, но они все передохли. Терпеть не могу, когда они вдруг начинают кричать среди ночи.
— Такой красавец, — сказал священник. — Хвост, полный солнц.
Он на цыпочках подкрался к павлину и посмотрел ему на спину, откуда начинался блестящий золотисто-зеленый узор. Павлин стоял неподвижно, словно неземное виденье, снизошедшее к ним с лучезарных высот. Священник наклонился, и его простодушная красная физиономия так и засияла от восторга.
Миссис Шортли презрительно скривила губы.
— Эка невидаль — павлин, — проворчала она. Миссис Макинтайр подняла свои оранжевые брови и обменялась с нею взглядом, ясно говорящим, что старик впал в детство.
— Ну а теперь мы покажем Гизакам их новый дом, — нетерпеливо сказала она, заталкивая приезжих обратно в машину.
Павлин отошел к шелковице, за которой прятались негры, священник оторвал от него свой завороженный взгляд, сел в машину и повез Перемещенных Лиц в отведенную им лачугу.
Миссис Шортли подождала, пока машина скрылась из виду, после чего обошла шелковицу и остановилась в нескольких шагах за спиной негров — старика, державшего в руках ведро с кормом для телят, и желтолицего парня, чья похожая на деревянный обрубок голова была втиснута в круглую фетровую шляпу.
— Ну-у-у, — протянула она, — нагляделись небось. Что скажете?
Астор — так звали старика — поднялся.
— Мы смотрели, — проговорил он с таким видом, словно сообщал ей какую-то новость. — Они кто же будут?
— Из-за океана приехали,— махнув рукой, отвечала миссис Шортли. — Называются Перемещенные Лица.
— Перемещенные Лица… — повторил негр. — Ишь ты. А что же это значит?
— Это значит, что они не там, откуда родом, и что им вообще негде быть. Ну, например, если бы тебя отсюда прогнали и больше никуда не захотели бы взять.
— Однако они вроде тут, — задумчиво сказал старик. — А раз они тут, значит, они уже где-то есть.
— Точно, — подтвердил второй негр. — Они тут. Миссис Шортли всегда раздражала неспособность негров логически мыслить.
— Они не там, где им место, — сказала она. — Им место за океаном, где всё так, как они привыкли. Здесь все не такое отсталое, как там у них. Ну а вы лучше глядите в оба, — добавила она, качая головой. — Таких, как они, теперь мильон трильонов, а я-то помню, что миссис Макинтайр говорила.
— А что она говорила? — спросил молодой негр.
— Работу нынче найти нелегко — будь ты хоть белый, хоть черный, но я-то хорошо слышала, что она сказала,— нараспев произнесла она.
— Да уж вы-то как есть все услышите, — заметил старик. Он подался вперед, словно уже пошел, но остановился на ходу.
— Я слышала, как она сказала: «Надеюсь, это внушит страх божий нашим черномазым бездельникам!» — звонким голосом проговорила миссис Шортли.
Старик зашагал прочь.
— Она уж много раз это самое говорила,— буркнул он. — Ха-ха-ха. Говорила, точно говорила.
— Ступай в коровник да помоги мистеру Шортли, — сказала миссис Шортли молодому негру. — И за что только она тебе деньги платит?..
— Так ведь он же меня сам сюда послал. Он мне совсем другое дело делать велел, — отвечал тот.
— Вот ты за него и принимался бы, — сказала миссис Шортли.
Она дождалась, пока негр ушел, а потом постояла еще немного, погрузившись в раздумье и глядя невидящим взором на висящий перед нею хвост павлина, который тем временем успел взлететь на дерево. На хвосте нестерпимым блеском искрились бесчисленные планеты, и с каждой смотрел обведенный зеленым ободком глаз на фоне яркого солнца, переливающегося всеми оттенками, от золотисто-зеленого до розовато-оранжевого. Однако миссис Шортли не замечала этой развернутой перед нею карты вселенной, как не замечала синевы неба, проглядывавшего сквозь матово-зеленую листву. Перед ее внутренним взором возникло другое виденье: она представила себе, как миллионы перемещенных лиц пробиваются сюда, на новые места, а она, исполинский ангел с крыльями шириною в дом, говорит неграм, что им пора искать себе новое пристанище. И, продолжая раздумывать на эту тему, она повернула к коровнику с выражением надменного самодовольства на лице.