— Чарли, а как называется это строение?
— Племенной загон.
— То есть это загон для…
— …Для племенного разведения.
— В смысле…
— Здесь кобыла и жеребец встречаются, — пояснил Чарли. — То самое место, где все и происходит.
— А что, необходимо специальное помещение?
— Угу, — кивнул Чарли. — Сейчас сами увидите.
В следующий момент он почувствовал, как Серена увлекает его в сторону, подальше в тень.
— Чарли, ты уверен? Ты в самом деле хочешь показать им? — спросила она. — Ричманы, похоже, не горят желанием увидеть это.
— Только не говори мне, что они евреи и либералы, — возразил жене Чарли, — это к делу не относится. То, что здесь сейчас произойдет, — жизнь. Такая, какая она есть.
— Чарли, они ведь… они не сельские жители. Ричманы к такому не привыкли, они слишком чувствительны.
— Да ладно тебе… им будет интересно. Вспомни себя. Тебе ведь было интересно, хотя ты тоже не из сельских.
— Ну, видишь ли… — Серена покачала головой, хмурясь.
— Так чего же ты от меня хочешь? Чтобы я вывел их со словами: «Ну вот, собственно, и все»?
Поскольку сезон охоты на перепелов закончился, а гостей надо было чем-то развлечь, Чарли решил показать им случку породистых лошадей. Ему даже в голову не пришло, что Ричману такое может не понравиться. Ведь Ричман увидит одного из знаменитейших жеребцов всей страны в той самой роли, о которой многие знают лишь понаслышке. К тому же… это единственное запланированное на сегодняшний день развлечение. Поэтому, не сказав Серене ни слова, он вернулся к гостям.
Тем временем еще один невысокий австралиец, Мэлвин Боннетбокс, или просто Бонни, как все его звали, подошел к Джонни Гройнеру, стоявшему рядом с кобылой. Бонни был направляющим — так именовалась его редкая профессия. Оба, и Джонни, и Бонни, смотрелись как парочка эльфов средних лет, особенно на фоне чернокожих работников; время от времени австралийцы давали тем указания. Работники, закончив накладывать ремни на задние ноги кобылы, набросили на шею лошади кожаное покрывало. Пристегнув его под шеей и на холке, они коротко подвязали хвост.
— А ремни для чего? — поинтересовался Ричман.
— Чтобы не лягалась, — пояснил Чарли. — Один удар в мошонку, и жеребец в три миллиона долларов ничего не стоит.
Крокер остался доволен — вся группа с интересом слушала его. Он глубоко вдохнул и расправил плечи. В голове после бессонной ночи начало проясняться. Чарли стал плохо спать после той самой проработки в «ГранПланнерсБанке», а после вчерашней вечеринки сон так и не пришел. Да еще Серена все читала ему нотации по поводу того, что ужин прошел ужасно и что с Ричманами так нельзя… что все эти неуместные шуточки Билли Басса и судьи Маккоркла… а Ричманы, евреи и либералы, слушали и ужасались… и Уолли еще мягко выразился… страшно представить, о чем подумали Ричманы…
На Чарли были костюм цвета хаки и низкие резиновые сапоги. Справа на бедре у него висел револьвер сорок пятого калибра — огромная такая штуковина. Ричманы все посматривали на револьвер, да и Уолли тоже, хотя видел оружие не в первый раз. Вот и хорошо… пусть себе посматривают… Впервые за весь день Крокер почувствовал себя в своей тарелке, настоящим кэпом Чарли, Боссом, Хозяином Терпмтина.
Он крикнул:
— Эй, Джонни, когда, — вышло: «када», — начинаете?
— Да вот прямо сейчас, кэп, — откликнулся коротышка с искрами в рыжей бороде.
— Ну, тогда ведите его.
Джонни Гройнер жестом подозвал одного из черных работников; тот вышел. Вскоре он вернулся, ведя в поводу светло-гнедую лошадь, жеребца — это было видно по заметно набухшему пенису под брюхом. Жеребец фыркал, переступал ногами, крутил головой и нервно забирал вбок; конюх, стараясь удержать животное, притянул голову жеребца вниз. Конь, несмотря на усилия человека, выпрямил голову и громко заржал. Однако конюх снова потянул за узду. Гости притихли, глядя во все глаза. К тому времени, как жеребец оказался в столбе солнечного света, было уже видно, что он не отличается ни молодостью, ни крупными размерами — конь оказался чуть меньше кобылы. Конюх подвел жеребца к задней стене загона. Еще один работник поднял деревянную перекладину у входа, двое других держали кобылу за недоуздок. Сильно возбужденный, жеребец с фырканьем зашел в загон и подошел вплотную к заду кобылы. Та задергалась, завертела головой, ее коротко подвязанный хвост мотнулся в сторону. Пенис у жеребца стал похож на огромный черный шланг. Вдруг животное вытянуло длинную шею и погрузило нос в вульву кобылы. Та попыталась лягнуть жеребца задними ногами, но они были спутаны. Тогда кобыла дернулась вперед, но впереди стояла стена, а двое работников по бокам придерживали за недоуздок. Жеребец все крутил головой, его морда погружалась все глубже…
Чарли заметил, что большинство гостей, хотя и смутились, смотрят не отрываясь, как загипнотизированные. Раздался низкий голос Летти:
— Боже правый! А я-то думала, у нас тут пуританские нравы… Знаешь, Чарли, прямо как оральный секс.
Но никто не засмеялся, никто не произнес и слова. Потому что все пребывали в… шоке.
Внезапно из зада кобылы забила струя желтоватой жидкости. Жеребец отпрянул. С его нижней челюсти, шеи и груди текло. Это была моча, она все текла и текла. Жеребец замотал головой и тихонько заржал; он снова потянулся к кобыле, с полностью эрегированным пенисом, но двое черных конюхов схватили его за недоуздок и потащили из загона. Жеребец всхрапывал, ржал, пританцовывал; его пенис мотался, шлепая по брюху. Конюхи все тащили коня назад. Как только жеребец оказался за пределами загона, его рывками повели к выходу. Жеребец пытался вырваться; пенис при этом снова зашлепал по брюху.
— Что это? — спросил Хендрикс. — Почему его уводят?
Гости придвинулись ближе, желая услышать ответ.
— Он не производитель, — пояснил Чарли, — он так… для затравки.
— Для затравки?
— Угу. Его задача — возбудить кобылу.
— И она мочится ему в морду? — спросил Хендрикс.
— Угу. Всегда.
— И это все, что жеребец получает?
— Ну, в общем, да.
— Невероятно, — поразился Хендрикс. — Напоминает любовь в старших классах.
Тэд Нэшфорд с «гражданской» Лидией, Слим и Вероника Такеры, Франсин Хендрикс, Летти и Ленор Нокс засмеялись. Даже Джин и Марша улыбнулись. Чарли почувствовал свое превосходство над всем этим сборищем горожан. Те вечно отпускают шуточки по поводу того, что происходит в племенном загоне. А ведь на самом деле ничего, ну абсолютно ничего смешного нет.
Кобыла стояла со слегка разведенными голенями. Под ее закрученным хвостом виднелась удивительно огромная, мягкая и влажная щель, окруженная темно-бурой плотью. Щель сокращалась, то раскрываясь, то закрываясь. Это была вульва; у возбужденной кобылы она сокращалась сама по себе.