Он вошел и огляделся. В комнате были только кровать, бюро и заваленное грязным бельем кресло-качалка. Он подошел к бюро, покрутил в руках пилку для ногтей и пустую вазочку от желе, разглядывая в мутном зеркале слегка искаженное отражение миссис Уоттс, ухмылявшейся ему. Его нервы были напряжены до предела. Он быстро повернулся, подошел к кровати, сел в дальнем углу. Втянул воздух одной ноздрей и стал осторожно продвигать руку по простыне.
Розовый кончик языка миссис Уоттс прошелся по нижней губе. Казалось, она рада видеть Хейза, словно они давно знакомы. Но она не произнесла ни слова.
Он взял ее за ногу, оказавшуюся тяжелой и теплой, сдвинул примерно на дюйм, и рука его замерла.
Рот миссис Уоттс расплылся в широкой улыбке, показались зубы — мелкие, острые, нечистые, очень редкие. Она протянула руку, схватив его повыше локтя.
— Ищешь чего-то? — протянула она.
Если бы она не держала его так крепко, он бы выпрыгнул в окно. Его губы пытались произнести: «Да, мэм», — но ему не удалось издать ни звука.
— Что у тебя на уме? — спросила миссис Уоттс, притягивая к себе его неподвижную фигуру.
— Слушайте, — сказал он, пытаясь управлять своим голосом, — я пришел за обычным делом.
Рот миссис Уоттс округлился еще больше, словно ее смущала лишняя трата слов.
— Чувствуй себя как дома, — просто ответила она. Они глядели друг на друга с минуту, не двигаясь. Потом он произнес неожиданно высоким голосом:
— Я вот что хочу сказать: я не какой-нибудь там чертов проповедник.
Миссис Уоттс продолжала пристально смотреть на него с легкой ухмылкой. Потом по-матерински погладила по щеке.
— Ладно, сынок. Мамочка не против, коли ты не проповедник.
Второй свой вечер в Толкинхеме Хейз провел, гуляя по центру города. Он шел мимо магазинов, не глядя на витрины. Черное небо подбивали длинные серебристые полоски облаков, похожие на строительные леса, а за ними скрывались бездны с тысячами звезд, двигавшимися медленно, точно они выполняли кропотливую строительную работу, в которой участвовала вся вселенная и для завершения которой требовалось все время на свете. Но никто не обращал ни малейшего внимания на небо. По четвергам магазины в Толкинхеме открыты допоздна, и люди используют лишнюю возможность, чтобы сделать покупки. Тонкая тень Хейза на асфальте то отставала, то опережала его и поминутно прерывалась тенями других людей, но, когда она, невредимая, тянулась за ним следом, это была тонкая нервная тень, шагавшая задом наперед. Он вытянул шею, словно принюхиваясь к чему-то, постоянно ускользавшему из-под носа. В ярких огнях витрин голубой костюм казался багровым.
Вскоре Хейз остановился у столика рядом с большим магазином. Человек с тощим лицом демонстрировал картофелечистки. На торговце была маленькая соломенная шляпа и рубашка, разрисованная гроздьями висящих вверх ногами фазанов, перепелок и бронзовых индюшек. Его высокий голос, перекрывая уличный шум, долетал до слуха всех, кто шел мимо. Собралось несколько человек. На столике стояли два ведерка: одно пустое, другое — полное картошки. Между ними высилась пирамида зеленых коробок — верхняя открыта, чтобы можно было рассмотреть машинку. Продавец стоял перед этим алтарем, тыча пальцем в зевак.
— Эй, — указал торговец на прыщавого паренька с зализанными волосами, — смотри, ты ведь не хочешь упустить такую штуку? — Он засунул коричневую картофелину в машинку — жестяную квадратную коробку с красным рычагом. Едва он нажал на рычаг, картофелина заскочила в коробку и тут же вылезла с другой стороны, уже белая. — Нет, ты не можешь упустить такую штуку.
Паренек грубо расхохотался и посмотрел на других зрителей. У него были рыжие волосы, а лицо походило на лисью мордочку.
— Как тебя звать? — спросил торговец.
— Звать меня Енох Эмери, — ответил парень, шмыгнув носом.
— Молодой человек с таким очаровательным именем просто обязан иметь такую штуку.— Продавец закатил глаза, пытаясь развеселить публику.
Никто, кроме парня, не рассмеялся. Но тут раздался смех человека, стоявшего наискосок от Хейзела Моутса, но то был не радостный, а едкий, колючий смех. Человек походил на мертвеца — высокий, в черном костюме и черной шляпе. Он был в черных очках, а по щекам тянулись странные полосы, словно их провели краской, и кожа обесцветилась. Из-за этих полос его улыбка казалась обезьяньим оскалом. Не переставая смеяться, он неторопливо пошел вперед, позвякивая железной кружкой и постукивая перед собой белой палочкой. За ним шла и раздавала брошюры девочка в черном платье и низко надвинутой на глаза черной вязаной шапочке, из-под которой выбивалась прядь каштановых волос; у нее были вытянутое лицо и короткий острый нос. Торговца взбесило, что внимание публики переключилось на эту пару.
— А вот вы,— обратился он к Хейзу.— Вам ни в одном магазине не купить эту штуку так дешево.
Хейз смотрел на слепого и девочку.
— Эй! — Енох Эмери обогнул женщину и дернул Хейза за руку. — Он к тебе обращается! Он к тебе обращается! — Еноху пришлось снова толкнуть Хейза, прежде чем тот перевел взгляд на торговца.
— Почему бы вам не купить эту штуку для своей жены? — поинтересовался торговец.
— Нет у меня жены, — пробормотал Хейз, снова переводя взгляд на слепого.
— Ну а дорогая старая мамочка наверняка есть?
— Нету.
— Ну, тогда, — сказал торговец, простирая руку к толпе, — ему просто не обойтись без этой штуки. Она составит ему компанию.
Еноху Эмери это замечание показалось настолько забавным, что он скорчился от смеха и шлепнул себя по колену, но Хейзел Моутс даже не посмотрел на торговца, словно уже слышал такую шутку прежде.
— Отдам бесплатно шесть очищенных картошек первому, кто купит у меня эту машинку, — объявил торговец. — Ну, кто первый? Всего полтора доллара за машинку, которая в любом магазине обойдется вам в три доллара! — Енох Эмери стал шарить по карманам. — Вы возблагодарите день, когда здесь остановились, — продолжал торговец, — вы никогда его не забудете. Каждый, кто купит такую машинку, навсегда запомнит этот день!
Слепой медленно продвигался вперед, приговаривая на ходу:
— Помогите слепому проповеднику. Если не хотите покаяться, дайте мне монетку. Я найду ей применение не хуже, чем вы. Помогите слепому безработному проповеднику. Вы ведь хотите, чтобы я побирался, а не проповедовал. Дайте мне монетку, если не хотите покаяться.
Публика, которой и так было немного, стала расходиться. Заметив это, торговец перегнулся через столик.
— Эй, ты! — крикнул он слепому. — Ты чего это делаешь? Какого хрена разгоняешь моих покупателей?
Слепой не обратил на него ни малейшего внимания. Он шел, гремя кружкой, а девочка продолжала раздавать брошюры. Слепой обошел Еноха Эмери и направился к Хейзу, постукивая перед собой палочкой. Хейз присмотрелся к нему и понял, что линии на его лице не нарисованы — это были шрамы.