От одного этого можно было потерять самообладание, но, когда он, сжав коленями бока лошади, погнал ее вперед, Алекс швырнуло на его широкую спину. Руки ее сами невольно обхватили ею талию. Она старалась держать их значительно выше пояса. С воображением справиться было труднее. Мысли ее то и дело возвращались к его распроклятой потертой ширинке.
— Вам тепло? — спросил он через плечо.
— Да, — соврала она.
Она ведь поначалу решила, что длинный белый плащ с глубокой складкой на спине был надет лишь для шику. Такой плащ она видела только в одном вестерне с Клинтом Иствудом. Теперь же ей стало ясно, что его надевают для того, чтобы согревать ляжки наездника.
— С кем же вы вчера вечером встречались в баре?
— Это мое дело, Рид. Почему вы за мной следили?
— А это мое дело.
Это был тупик. Но она пока настаивать не станет. У нее был заготовлен для него целый список вопросов, однако сосредоточиться было трудно, так как при каждом толчке она особенно остро чувствовала его возбуждающую близость. И она выпалила первый пришедший в голову вопрос;
— А как это вы с мамой так тесно сдружились?
— Мы же вместе росли, — сказал он небрежно. — Началось все на площадке для игр младшеклассников, а с годами крепло.
— И никогда никакой неловкости не возникало?
— Нет. У нас не было друг от друга секретов. Даже в доктора несколько раз играли.
— «Я тебе покажу свою, если ты мне свою покажешь». Он усмехнулся:
— Вы, видно, тоже играли в доктора. Но Алекс на эту приманку не поддалась: она понимала, что он хочет отвлечь ее от темы разговора.
— Но, надо думать, вы оба в конце концов из этого выросли.
— Да, в доктора мы больше не играли, но говорили мы обо всем на свете. Никаких запретных тем между мной и Сединой не было.
— Но ведь такие отношения у девочки обычно складываются с подружкой, правда?
— Обычно — да, но у Седины было мало подружек. Большинство девочек ей завидовали.
— Почему?
Но Алекс уже знала ответ. Она знала его до того даже, как он пожал плечами и его лопатки задели ее грудь. Алекс едва не потеряла дар речи. Следующий вопрос потребовал от нее больших усилий.
— Из-за вас, да? Из-за вашей с ней дружбы?
— Возможно. И кроме того, она была и впрямь самая красивая девочка на всю округу. Большинство девчонок считали ее соперницей, а не подружкой. Держитесь, — предупредил Рид, направляя лошадь в сухую балку.
Силой инерции ее толкнуло вперед, на него. Инстинктивно она сильнее прижалась к нему. Он глухо охнул.
— Что случилось? — спросила она.
— Ничего.
— Я так поняла, что вам не очень удобно.
— Если б вы были мужчиной и на лошади, идущей круто под уклон, и вас швыряло бы на луку седла так, что ваши мужские достоинства чуть не вылетали бы из штанов, вам бы тоже было не очень удобно.
— Ох!
— Черт! — буркнул он.
Пока они не выехали на равнину, их неловкое молчание нарушало лишь тяжелое постукивание копыт лошади, которая осторожно ступала по каменистой земле. Чтобы не показывать свое смущение и укрыться от холодного ветра, Алекс уткнулась лицом в подбитый фланелью воротник его плаща. Наконец она произнесла:
— Значит, со всеми своими трудностями мама обращалась к вам.
— Да. А когда не обращалась, я, зная, что дело плохо, сам шел к ней. Однажды она не пришла в школу. Я забеспокоился и в обед пошел к ней домой. Ваша бабушка была на работе. Седина сидела одна. И плакала. Я испугался и заявил, что не уйду, пока она мне не скажет, что случилось.
— И в чем было дело?
— У нее были первые месячные.
— А…
— Как я понял, миссис Грэм наговорила ей такого, что Селина сама себя стыдилась. Нарассказала ей всяких жутких историй про проклятие, которое пало на Еву, и прочую чушь. — В голосе его звучало осуждение. — Она и с вами так же обходилась?
Алекс отрицательно покачала головой, не отрывая лица от его воротника. От шеи Рида шло тепло, она ощущала его запах.
— Со мной она была не так сурова. Наверно, к тому времени, как я достигла половой зрелости, бабушка и сама уже сильно просветилась.
Только когда Рид осадил лошадь и спрыгнул на землю, Алекс заметила, что они подъехали к маленькому каркасному домику.
— И что же мама?
— Я ее утешал, сказал, что это нормально, нечего тут стыдиться, что она стала настоящей женщиной.
Он накинул поводья на коновязь и закрепил их.
— Помогло?
— Наверное. Она перестала плакать и…
— И?.. — настаивала Алекс, чувствуя, что он хочет опустить самую важную часть рассказа.
— Ничего. Перекиньте ногу.
Помогая ей сойти с коня, он уверенно взял ее сильными руками за талию и опустил на землю.
— И все-таки, Рид?
Она уцепилась за рукава его плаща. Губы у него сжались в тонкую упрямую складку. Обветренные мужские губы. Она вспомнила фотографию, на которой Рид целует Седину, когда она стала королевой вечера выпускников. И Алекс снова ощутила, как у нее внутри как бы поднимается и опадает теплая волна.
— Вы ее поцеловали, да?
Он неловко повел плечом.
— Я ее и раньше целовал.
— Но в тот раз впервые по-настоящему, правда?
Он отпустил ее и, поднявшись на крыльцо, распахнул дверь.
— Хотите — заходите, хотите — нет, — бросил он через плечо, — дело ваше.
Он исчез в доме, оставив дверь открытой. Подавленная, но снедаемая любопытством, Алекс пошла за ним. Парадная дверь вела сразу в гостиную. Слева арка, сквозь нее виднелась кухня, она же столовая. Коридор напротив вел, надо полагать, в спальню; ей было слышно, как там возится, ища что-то, Рид. Она рассеянно закрыла дверь, сняла очки, перчатки и огляделась.
Видно было, что это холостяцкое жилище. Мебель подбиралась для отдыха и удобства, а отнюдь не для украшения. Шляпу он положил на стол, а плащ и перчатки бросил на стул. На остальных предметах обстановки не стояло и не лежало ничего, зато полки были забиты всякой всячиной — как будто уборка сводилась к тому, чтобы засунуть все до последней мелочи. У потолка в углах висела паутина, сверкавшая на солнце, которое пробивалось сквозь пропыленные жалюзи.
Он вернулся с летными очками в руках и поймал ее взгляд, устремленный на паутину.
— Раз в несколько недель Лупе присылает одну из своих племянниц. Пора уж ей, пожалуй, прийти, — объяснил он просто, не оправдываясь и не извиняясь. — Кофе хотите?
— Да, спасибо.