— И вы разрешили его отправить?
— А почему нет? В нем не сыскать ничего непристойного. Даже министр почт, полагаю, не нашел бы в нем никаких нарушений правил почтового ведомства. Почтовый сбор оплачен полностью. Насколько я могу судить, госпожа прокурор, письмо составлено в рамках закона.
Алекс так и тянуло наклониться и увесистой оплеухой сбить с его лица злорадную ухмылку. Порыв был настолько силен, что ей пришлось сжать пальцы в кулак, чтобы не дать руке воли.
— А вы прочли то, что между строк? Подписавшие, все, — она замолчала, считая подписи, — все четырнадцать человек, угрожают изгнать меня из города.
— Ну, что вы, мисс Гейтер, вовсе нет, — с показным возмущением сказал он. — У вас развился синдром преследования, после того как вы наткнулись на зарезанного Клейстера. В этом письме просто подчеркнуто все то, о чем я вам и так без конца толкую. Ангус с сыном очень многое значат для нашего города. И ипподром тоже. Известно же: куда легче обратить на себя внимание, если вдарить человеку не по яйцам, а по его счету в банке. Вы поставили под угрозу весьма значительные капиталовложения. И думали, люди будут стоять и спокойно смотреть, как из-за вашей мстительности их мечты летят псу под хвост?
— Дело совсем не в мести. Я веду законное и давно назревшее расследование судопроизводства, в котором была допущена серьезная ошибка.
— Хватит, увольте.
— Прокурор округа Трэвис дал санкцию на это расследование.
Он с недвусмысленным намеком оглядел ее и, растягивая слова, произнес:
— В обмен на что?
— О, вот это замечательно. И куда как профессионально, шериф. Когда запас корректных аргументов у вас истощается, вы принимаетесь обстреливать мою репутацию булыжниками чисто мужских оскорблений.
Трясущимися от злости руками она сунула письмо обратно в конверт, положила его в сумочку и решительно защелкнула замок.
— Я не обязана объяснять вам свои резоны, — сказала она. — Поймите только, я дела не брошу, пока не приду к каким-то удовлетворительным выводам относительно убийства матери.
— Ну, а я на вашем месте не стал бы опасаться нападения на свою особу, — со скучающим видом заметил Рид. — Как я уже объяснял, убийство Клейстера не имеет к вам ни малейшего отношения. Письмо подписали столпы местного общества — банкиры, бизнесмены, преподаватели и врачи. Вряд ли они вздумают навалиться на вас в темном переулке. Впрочем, — продолжал он, — я бы не советовал вам мотаться по злачным местам, как вы делали последние два вечера. Если вам так уж приспичило, могу порекомендовать пару неплохих парней.
Она презрительно посмотрела на него и вздохнула.
— Вы всех деловых женщин не любите или мой случай особенный?
— Ваш случай особенный.
Его грубость была вызывающе оскорбительна. Ее подмывало напомнить ему, что вчерашний поцелуй едва ли свидетельствовал о неприязни, но она удержалась. Решила не напоминать. Она и сама надеялась забыть о нем, притвориться, что его не было вовсе, но не могла. Ей стало казаться, что после него в ней самой что-то решительно и бесповоротно переменилось.
Нет, забыть его она не могла, но надеялась научиться справляться с воспоминаниями о нем и с навязчивым желанием, которое он разжег.
Его слова глубоко ранили ее. Она услышала собственный голос:
— Почему вы меня так не любите?
— Потому что вы лезете не в свое дело. Не люблю людей, которые суются не в свое дело.
— Но это мое дело.
— Каким же это образом? Вы еще в пеленки писали, когда убили Седину! — крикнул он.
— Я рада, что вы об этом заговорили. Мне, значит, было всего два месяца от роду. Что же она в таком случае делала ночью на ранчо?
Вопрос его ошеломил, но он быстро оправился.
— Забыл совсем. Слушайте, я же должен…
— Сомневаюсь, что вы когда-нибудь что-нибудь забываете, Рид Ламберт, хотя и притворяетесь очень старательно. Что она там делала? Пожалуйста, ответьте.
Он встал. Алекс тоже встала.
— Джуниор пригласил ее на ужин, вот и все.
— По какому-то особому случаю?
— Спросите у него.
— Я спрашиваю вас. По какому случаю? И не говорите, что не помните.
— Может, он ее пожалел.
— Пожалел? Почему?
— Потому что сидела в четырех стенах с ребенком и никуда не выходила. От ее светской жизни остался один пшик. Господи помилуй, ведь ей было всего-то восемнадцать.
Он обогнул Алекс и направился к двери.
Но Алекс ставить на этом точку не собиралась. Он хотел отделаться банальным объяснением. Не выйдет. Она ухватила его за руку и заставила повернуться к ней.
— А вы в тот вечер тоже у них ужинали?
— Да. — Он резко выдернул руку.
— И пробыли там весь вечер?
— Ушел перед десертом.
— Почему?
— Не люблю вишневый пирог.
Она застонала с досады.
— Ответьте, Рид. Почему вы ушли?
— У меня было свидание.
— С кем? Она по-прежнему живет в этом городе?
— Какая, черт возьми, разница?
— Она — это ваше алиби. Я хотела бы с ней поговорить.
— Забудьте. Я ее в это дело втягивать не стану ни За что.
— Возможно, все-таки придется; или же вы откажетесь от дачи показаний, сославшись на Пятую поправку, и тогда станет ясно, что вы что-то скрываете.
— Вы что, не отступаете никогда? — оскалившись, спросил он.
— Никогда. В ту ночь вы вернулись на ранчо?
— Нет.
— Совсем не вернулись?
— Совсем.
— Даже поспать?
— Я же сказал вам, у меня было свидание. — Он придвинул свое лицо так близко, что она ощутила на губах его дыхание. — А она была — огонь.
Он кивнул головой, словно подтверждал сказанное, и повернулся к двери.
— Мне пора в суд. Закройте дверь, когда будете уходить, ладно?
— Мисс Гейтер?
— Да. В чем дело?
Алекс не испытывала потребности в гостях. Последняя стычка с Ридом лишила ее сил. После вчерашнего нервы у нее были на взводе. Хотя Рид правдоподобно объяснил убийство этого Хикама, хотя она тоже пыталась рассуждать здраво — ничто не могло убедить ее, что ей не грозит опасность.
Поэтому, когда в дверь ее номера постучали, она, крадучись, подошла и посмотрела в глазок. На пороге стояла незнакомая, но с виду как будто безобидная пара. Алекс открыла дверь и выжидающе взглянула на них.