Однако следует сказать, что Кёко больше не любила Юити. В этой её встрече с ним была лишь тихая радость, удовольствие. Она плыла по течению. Её действительно легкомысленное сердечко плыло по течению, словно семечко, уносимое ветром, опушенное белым пухом, как у семян чертополоха. Соблазнитель не всегда преследует женщину, которую любит. Такая женщина, как она, не обремененная ничем духовным, живущая внутренним ожиданием чего-то, в равной степени и мечтательница и реалистка, была готовой наживкой для соблазнителя.
В этом смысле госпожа Кабураги и Кёко были диаметральными противоположностями. Кёко игнорировала любую нелогичность, закрывала глаза на любую абсурдность, при этом не забывая собственной убежденности, что обсуждаемая сторона была непременно влюблена в нее. Заметив, как ласково относился к ней Юити и что он никогда не флиртовал ни с какой другой женщиной, – действительно, она была единственной, смотреть на которую, казалось, он мог без устали, – Кёко реагировала так, как можно было от неё ожидать. Она была счастлива.
Они обедали в клубе М. рядом с Сукиябаси. Этот клуб, на который недавно полиция произвела облаву из-за игорного притона, был местом сборищ американских эмигрантов и евреев. Во время Второй мировой войны, оккупации и корейской войны эти люди наживали себе капитал путем мелкой спекуляции. Под новыми с иголочки костюмами вместе с разнообразными татуировками из роз, якорей, обнаженных женщин, сердец, черных пантер и заглавных букв на обеих руках и груди они скрывали таинственные запахи бесчисленных портов стран Азии. Где-то глубоко в их голубых глазах блестели воспоминания об опиумных сделках и не стирающиеся из памяти виды порта где-то далеко, полного разноголосицы и изобилия мачт.
Пусан, Мокпхо, Дайрен [111] , Тяньцзинь [112] , Циндао [113] , Шанхай, Амой [114] , Гонконг [115] , Макао, Ханой, Хайфон, Манила, Сингапур.
Даже после возвращения на родину осталась единственная, загадочная, темная строка, вписанная черными чернилами в их биографию. На всю жизнь они останутся людьми, которые погрузили свои руки в экзотическую почву в поисках золотой пыли.
Убранство ночного клуба было полностью в китайском стиле; Кёко пожалела, что пришла не в китайском наряде. Из японских посетителей там было только несколько гейш из района Симбаси [116] , которых привели сюда иностранцы. Все остальные были европейцами. На столике, за которым сидели Кёко и Юити, горела трехдюймовая свеча в абажуре из матового стекла, на котором был нарисован маленький зеленый дракончик.
Кёко и Юити ели, пили и танцевали. В конце концов, они были просто молоды. Опьяненная чувством близости, Кёко совсем не вспоминала о своем муже. Даже если бы и не было такого повода, ей не составило бы особого труда забыть о нём. Она решила закрыть на все глаза и забыть о нём, и смогла бы это сделать, будь он прямо перед ней.
Однако Юити впервые с такой радостью играл роль влюбленного. В первый раз можно было видеть, как он прижимается к женщине так по-мужски. Обычно подобное поведение вызывало у Кёко отрицательную реакцию и охлаждало её воздыхателя, но на этот раз случилось так, что он преданно отвечал на её собственное настроение приятного возбуждения. «Когда мужчина перестает мне нравиться, он всегда сходит по мне с ума», – говорила она про себя без малейшего злорадства.
Кроваво-красный терновый физ с джином, который она выпила, придавал игривое скольжение танцу Кёко. Она прислонилась к Юити, её тело, легче перышка, её ноги едва касались пола. Танцевальная площадка в цокольном этаже была окружена столами с трех сторон. Помост для оркестра был обращен в темноту, позади висела алая драпировка. Музыканты играли очень популярные мелодии «Грустное танго» и «Табу». Юити, получивший не так давно третий приз, великолепно смотрелся в танце. Его грудь была крепко прижата к маленьким мягким с накладками грудям Кёко. Она смотрела через плечо Юити на темнеющие лица за столиками и на мелькающие головы с золотыми волосами. То тут, то там колыхались маленькие дракончики, зеленые, желтые, красные, синие, на подсвечниках из матового стекла.
– В тот раз на вашем китайском платье был большой дракон, верно? – спросил Юити.
Это совпадение могло родиться лишь из чувств очень близких, почти одинаковых. Кёко охватило желание сохранить в себе этот крошечный секрет, поэтому она не призналась, что и сама тоже думала о драконе, и ответила:
– Да, такой был рисунок на белом атласе, ты запомнил.
А помнишь, как мы протанцевали пять танцев подряд?
– Я был очарован вашим лицом с этой едва заметной улыбкой. После этого когда я вижу улыбающихся женщин и сравниваю их улыбки с вашей, они не идут ни в какое сравнение.
Эта лесть глубоко тронула Кёко. Она вспомнила, как девочкой её постоянно и жестоко критиковала её невыносимая кузина за то, что при улыбке она показывала десны. После этого она на протяжении десяти лет тренировала улыбку перед зеркалом. Теперь Кёко демонстрировала чрезвычайную уверенность в своей легкой изгибающейся улыбке.
Женщина, которой говорят комплименты, чувствует в душе то, что привычно проституткам. Юити, поддавшись беспечному поведению иностранцев, воспользовался случаем и позволил своим улыбающимся губам легко коснуться губ Кёко. Она, хотя и ветреное создание, не была распутной. Танцев, вина и воздействия атмосферы этого иммигрантского клуба было недостаточно, чтобы вселить в неё романтические чувства. Она стала лишь чуть нежнее и сентиментальнее.
В глубине сердца она верила, что участь всех мужчин в мире – быть несчастными. У неё это было религиозным предрассудком. Единственное, что она видела в Юити, так это его банальную молодость. Но то, что мы называем красотой, в основном так далеко от оригинальности. Определенно в этом красивом юноше не найдешь ничего оригинального! Кёко погрустнела, словно проливала слезы над мужским одиночеством, над их животными страстями, над всеми оковами желания, от которых жизнь мужчин кажется такой трагичной.
Однако это подавляющее чувство утихло, когда они вернулись к своим местам. Говорили они мало, явно не зная, что сказать. Вероятно, в поисках повода коснуться руки Кёко Юити заметил её необычные наручные часики и попросил взглянуть на них. Различить что-нибудь на крошечном циферблате при таком плохом освещении было трудно, даже если смотреть на них очень близко. Кёко сняла часики и дала их ему. Тогда Юити начал рассказывать о различных швейцарских часовых фирмах. Его широкая осведомленность в этой области удивила её.