Жажда любви | Страница: 28

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Кэнсукэ думал так же. Якити находился вне тени подозрения — он давно потерял мужскую силу, достаточно посмотреть на Эцуко. Это очевидно.

— Интересно, что же выйдет из всего этого? Судя по лицу Э-тян, ей не до шуток.

Он понизил голос и посмотрел вслед Эцуко. Она шла на пять-шесть шагов впереди — плечом к плечу с Якити. Было заметно, что Эцуко не нравится, когда их плечи соприкасаются.

— Да, глядя на нее, можно догадаться, что она влюблена в Сабуро.

— Наверное, ей сейчас горько. Почему ее постоянно преследуют несчастья?

— Череда любовных неудач настроила ее сознание на отторжение любви, как в случае выкидыша. Это превратилось в рефлекс, привычку. Каждый раз, когда она влюбляется, случается очередной выкидыш.

— Все-таки Эцуко достаточно умна, чтобы справиться с этим. Как-нибудь найдет способ.

— Может быть, нам следует поговорить с ней откровенно, по-родственному?

Эта супружеская пара была из той породы людей, которые предпочитают носить готовую одежду: их интересовали трагедии, скроенные по стандарту; они как будто бы сомневались, что существуют пошивочные мастерские, где портные шьют по индивидуальному заказу; они не понимали трагедии Эцуко, начертанной неразборчивыми иероглифами.

* * *

Одиннадцатого октября пошел дождь. Из-за дождя и ветра пришлось закрывать ставни. Днем отключили электроэнергию. Во всех комнатах, как в погребе, царила тьма. Послышалось хныканье Нацуо, потом плачущий голос Нобуко — она передразнивала малыша. Было грустно и уныло. Нобуко надулась из-за того, что ее не взяли на фестиваль. Сегодня она пропустила занятия в школе.

Якити очень редко заходил в комнату Кэнсукэ. На этот раз он пришел в сопровождении Эцуко.

Это был эпохальный визит. Якити отгородился от мира высоким забором, сам определив себе пространство, где он мог находиться и где нет. Он практически не заходил ни в комнату Кэнсукэ, ни в комнату Асако. Кэнсукэ трудно было застать врасплох, но, когда он увидел, что в его комнату пожаловал отец, он не мог скрыть своего удивления, засуетился, побежал помогать Тиэко, чтобы приготовить чай. В свою очередь Якити тоже был удивлен внимательным обхождением.

— Ничего не надо, не беспокойтесь, мы просто сбежали от этого гама.

— И вправду, не стоит так беспокоиться. Якити и Эцуко произнесли эти слова почти в

один голос. Казалось, что они вошли в роль босса и его жены, пришедших с визитом в дом подчиненного работника, — так дети разыгрывают сцены из офисной жизни своих родителей.

— Я совершенно не понимаю, что у Эцуко на уме! Она весь вечер сидела за спиной отца, словно пряталась, — сказала Тиэко после того, как все разошлись.

* * *

Дождь закрывал окрестности сплошной стеной Стоило ветру немного усилиться, как шумно начинали хлестать струи воды. Эцуко обернулась. Ливень заштриховывал черные стволы деревьев, словно китайской тушью. Она ощущала себя запеленутой в кокон монотонных, угнетающих, безжалостных звуков музыки…

«Мерный шум дождя напоминал молитвеннь: бормотания десятка тысяч монахов. Якити бормочет. Кэнсукэ бормочет. Тиэко бормочет… Какое бессилие слов! Какая тщета! Суетность! Что за жалкая попытка прыгнуть выше своей головы: Ни одним словом не выразить жестокого напора стихии. Разве выдержать человеку этот шум дождя, его невразумительные молитвословия? Эту монолитную стену воды, глухую словно смерть, может разрушить только выкрик нищего духом человека, который не знает ни одного слова, — только его выкрик может противостоять напору звуков дождя!»

Эцуко вспомнила обнаженные фигуры в розовых отблесках пламени, которые толпой бежали впереди нее, словно молодые сухопарые животные, и дико кричали. «Вот такой крик! Нужен именно такой крик».

Вдруг Эцуко очнулась, Якити повысил голос. Он интересовался ее мнением.

— Как нам быть с Миё? Если она беременна от Сабуро, то решение должен принимать он. Мы поступим так, как он считает нужным. Если он станет увиливать от ответственности, то мы прогоним его, как негодного пса. Мы уволим его, а Миё оставим. Потом договоримся, чтобы ей сделали аборт. Однако если Сабуро признает вину за собой, то он может жениться на Миё, если у них серьезно. Мы поженим их, и тогда все останется по-прежнему. Что ты думаешь, Эцуко? Это решение весьма радикально, но ведь я пытаюсь действовать в духе времени и новых порядков,

Эцуко не отвечала.

— Ну… — С ее губ слетел слабенький, невразумительный звук, а черные, выразительные глаза, фокусируя взгляд на какой-то отдаленной точке, устремились в пустоту.

Шум дождя заполнял молчание. Кэнсукэ посмотрел на Эцуко. Ему показалось, что она слегка не в себе.

— Эцуко, ты думаешь, что здесь не из чего выбирать? — пришел на помощь Кэнсукэ.

Якити не отреагировал на его реплику, явно нервничая. Когда он затевал это обсуждение с Кэнсукэ и Тиэко, им руководил тайный умысел страстно хотелось проверить Эцуко — будет ли она оправдывать Сабуро и согласится ли с предложением женить его? Будет ли осуждать его, требовать увольнения в присутствии всех вопреки своему сердцу? Такова была тайная цель учиненного опроса мнений. Если бы старые сослуживцы Якити были свидетелями его искусного интриганства, то они отказались бы поверить происшедшим в нем переменам.

Чувством ревности Якити был обделен. Случись в прошлом, в пору его молодости, заметить ухаживания какого-нибудь мужчины за его женой он наверняка выбил бы из ее головы все мечты одним махом грубой ладони. К счастью, его покойная жена избежала этой участи. Она была занята совсем другим — ей хотелось воспитать мужа в духе высшего общества. Якити старел. Старость подступала изнутри. Так белые муравьи истачивают чучело орла. Интуитивно он чувствовал, что Эцуко испытывает тайную привязанность к Сабуро, но не мог прибегнуть к решительным мерам.

Эцуко заметила в глазах этого старого мужчины слабые вспышки ревности и подумала о силе собственной. Ее неистощимый запас она постоянно ощущала в себе. Она подумала о способности страдать. Что-то искушало ее горделиво поведать кому-нибудь о своих чувствах.

Эцуко была откровенна. Предельно откровенна.

— Ну, во всяком случае, я попытаюсь узнать правду у Сабуро, когда его увижу. Все-таки, отец, я думаю, было бы лучше, если бы вы лично поговорили с ним.

Якити и Эцуко становились союзниками. Их союз основывался не на взаимной выгоде, как бывает между державами, а на ревности — вот где таилась опасность. Когда все разбрелись по своим комнатам, Якити велел Эцуко отнести в комнату Кэнсукэ целых две меры отборных каштанов.

* * *

Занимаясь приготовлением обеда, Эцуко разбила маленькую чашку и несильно обожгла палец. Когда рис получался мягким, Якити нахваливал его; а когда твердоватым, он говорил, что рис невкусный. Одним словом, приготовленные Эцуко блюда он хвалил не за вкус, а за мягкость.