...Разве она станет счастлива, если я никогда больше не вернусь сюда?
...Не убью ли я ее, если навеки покину? Не подтолкну ли к самоубийству, если больше никогда не вернусь к ней?
...Люди в неразумии своем прогнали от себя подлинное счастье. Как знать, не поселилось ли оно здесь, на этом обособленном от мира острове, где не властны светские и церковные законы, а жизнью правят лишь законы природы, чувства истинной любви и привязанности?
...И стоит ли так опасаться незадачливого жениха? Ему не нужно ничего, кроме денег, а деньги у меня есть. Брошу подачку, и он уберется с глаз долой!
Весенний ветерок шелестел в кронах молодых тополей.
Близ извилистой тропинки виднелся шалаш, сложенный из вязанок хвороста; вход в шалаш закрывали плети ежевики.
Тимар вытер лоб и надел шляпу.
Голос внутри вновь попытался воззвать к его разуму, прельщая душевным покоем:
...Земных утех ты не ведаешь, жизнь твоя сурова и уныла, зато спокойна. Вечером, отходя ко сну, ты подводишь итог: "Ну, вот, и еще один безрадостный день прошел". И вправе тут же добавить: "Но день ничем не омраченный. Я никому не причинил вреда". Согласишься ли ты променять этот покой на радости, кои лишат тебя сна?
Дух противоречия тотчас же перехватил слово:
...Но кто сказал, будто любовь - грех, а страдание - добродетель? Видел ли кто-нибудь воочию сидящих подле Господа двух архангелов: тот, что сидит одесную, записывает имена зачахших от скуки праведников, а тот, что расположился ошуюю, заносит в черный свиток имена грешников, дерзнувших любить и быть счастливыми?
Вблизи грянули два выстрела, и над самой головой Михая со зловещим осиным жужжанием просвистели две пули, сбив шляпу так, что она отлетела в кусты.
Стреляли из шалаша.
В первый момент Михай испугался от неожиданности: выстрелы прозвучали словно бы в ответ на сокровенные его мысли. Он вздрогнул всем телом, и сковывающий его страх смыла волна гнева; сорвав ружье с плеча и поправили заряд, он яростно рванулся к входу в шалаш, где еще не развеялся пороховой дым.
Под направленным дулом его ружья стоял дрожащий от страха Тодор Кристян. Двуствольный пистолет - теперь уже бесполезный - Тодор держал перед собою, пытаясь заслонить лицо. Все его тело сотрясала крупная дрожь.
- Ах, вот это кто! - вскричал Михай.
- Пощадите! - еле выговорил злоумышленник; он выронил оружие и умоляюще протянул руки к Михаю. В лице его не было ни кровинки, глаза погасли; полумертвый от страха, он едва держался на ногах.
Тимар быстро опомнился страх и гнев его улетучились.
- Подойди поближе! - опустив ружье, ровным тоном приказал он Тодору.
- Боюсь, - чуть слышно вымолвил тот, прижавшись к стенке шалаша. - Вы меня убьете.
- Не бойся, не убью! - И Тимар разрядил ружье в воздух. - Видишь, теперь я тоже безоружен.
Тодор на подкашивающихся ногах вышел из шалаша.
- Ты хотел меня убить, несчастный! - проговорил Михай. - А мне жаль тебя.
Незадачливый убийца не отваживался поднять на него глаза.
- Тодор Кристян, ты так молод, а уже мог стать убийцей. Радуйся, что тебе это не удалось, и постарайся исправиться. Ведь ты от природы не зол, злым тебя сделали люди. Я знаю историю твоих злоключений и попробую тебя спасти. Способности в тебе заложены хорошие, вот только используешь ты их дурно. Бродяжничаешь, мошенничаешь - неужели такая жизнь тебе по душе? Не может этого быть. Отчего бы тебе не начать все сначала? Хочешь, я подыщу тебе подходящую должность, и ты с своими талантами заживешь как честный человек? Мне это под силу, у меня обширные связи. Ну как, по рукам?
Убийца бросился на колени перед человеком, которого несколько минут назад собирался убить, и, схватив обеими руками протянутую ему руку, покрыл ее поцелуями.
- О, сударь, дозвольте мне стать перед вами на колени! - рыдая, промолвил он. - Вы первый, кто говорит со мною по-человечески! С малых лет меня, как бездомного пса, гоняли от порога к порогу, каждый кусок мне удавалось урвать лишь обманом, воровством или лестью. Мне и руки-то сроду никто не подал, а если кто и подавал, то, значит, злодей еще хуже меня норовил заманить на кривую дорожку. А уж какую жизнь я вел - сквернее некуда, сплошь обман да предательство, любого знакомого лица пуще огня боишься. Вы протянули мне руку!.. А я-то, подлый душегуб, который день вас тут подстерегаю! И вы решили помочь мне спастись от себя самого. Позвольте мне на коленях выслушать ваши приказания.
- Встаньте! Терпеть не могу сентиментальности, а уж мужским слезам и подавно не верю.
- И правильно делаете. Сударь! - воскликнул Тодор Кристян. - Моим слезам, конечно, веры нет. Ведь я комедиант завзятый, покажи мне грош и вели пустить слезу, я зальюсь в три ручья. Кто же мне поверит, если я заплачу от души? Я подавлю свои чувства, сударь.
- Так-то оно лучше, тем более что я вовсе не намерен читать вам проповедь. У меня к вам деловой разговор. Вы говорили о связях с банкирским домом Скарамелли и поездке в Бразилию.
- Сударь, все это неправда.
- Ясно. Значит, связей с ним у вас нет.
- Были, но оборвались.
- Вы бежали или вас выгнали?
- Первое.
- С доверенными вам деньгами?
- Да, там было сотни три-четыре.
- Скажем для верности, пятьсот форинтов. Нет ли у вас желания вернуть долг господину Скарамелли? У меня-то с этой конторой связи надежные.
- Я не хочу оставаться там на службе.
- А поездка в Бразилию?
- Вранье все это, никакое дерево для постройки судов оттуда не вывозится.
- В особенности тех пород, что вы перечислили. Там были и лекарственные породы, и деревья-красители.
Тодор улыбнулся.
- Ваша правда. Деревья с острова я собирался продать углежогу, Тереза верно меня раскусила.
- Значит, вы не ради Ноэми приплыли на остров?
-Э-э, да у меня в каждой стране по законной супруге!
- Ну что ж, я мог бы предложить вам очень хорошее место в Бразилии - должность маклера при некой новой фирме, где потребуются знания венгерского, немецкого, итальянского, английского, французского и испанского языков.
- Я говорю и пишу на всех этих языках.
- Знаю. А кроме того, объясняетесь по-гречески, по-турецки, по-польски и по-русски. Вы - человек выдающихся способностей, и я обеспечу вам должность, где таланты ваши будут оценены по заслугам: три тысячи долларов постоянного жалования плюс проценты с прибыли. От вас зависит, чтобы процент этот был как можно выше.
Тодор Кристян лишился дара речи от таких слов. Он настолько привык притворяться, что сейчас, испытывая прилив истинной благодарности, не смел выразить свои чувства, опасаясь, что Тимар сочтет это очередной комедией.