- Образец супружеской верности! - превозносят Тимара доброжелатели. - Невыносимый человек! - Брюзжат хулители.
А он молчит и думает... о Ноэми.
Это ли не мука: шесть долгих месяцев не видеть ее и неотступно думать о ней! И даже не с кем поделиться этими своими думами.
Тимар часто ловил себя на том, что едва не выдал свои мысли. Сидя за обедом, с трудом удерживается от восклицания: "Подумать только, точно такие же яблоки растут на острове, где живет Ноэми!" Когда глаза Тимеи выдают терзающую ее головную боль, его так и подмывает сказать: "Вот у Ноэми мгновенно проходила головная боль, стоило мне только положить руку у ней на лоб". А при виде белой кошечки, любимицы Тимеи, сами рвутся слова: "Ах, Нарцисса, где же ты оставила свою хозяйку?".
Но Тимару должно соблюдать особую осмотрительность; есть в доме человек, который с неослабным вниманием следил не только за Тимеей, но и за ним.
Конечно, от внимания Атали не укрылось, что Тимар после своего возвращения не так грустен, как прежде. Всем бросилось в глаза, что он очень хорошо выглядит. Ведь это неспроста. Нет, Атали не потерпит, чтобы в этом доме кто-то был счастлив. Где он урвал себе счастье? Отчего не страдает так, как ей хотелось бы?
Торговые дела идут блестяще. В начале нового года получена долгожданная весть из-за моря; корабль с мукой благополучно прибыл и операция увенчалась полным успехом. Венгерская мука завоевала себе в Южной Америке такую славу, что теперь даже муку местных сортов норовят сбыть под видом венгерской. Австрийский консул поспешил доложить правительству об этом серьезном завоевании, в результате которого внешняя торговля обогатилась еще одной очень важной статьей экспорта. Ну и в конечном итоге за заслуги пред отчизной на поприще национальной торговли и экономики Тимар удостоился звания королевского советника и малого креста ордена Святого Иштвана.
Как же язвительно издевался злой демон в душе Тимара, когда ему на грудь повесили орден и впервые называл его "Милостивый государь": "Этой частью ты обязан двум женщинам - Ноэми и Тимее!".
Впрочем, неважно! Ведь и пурпур изобрели случайно: собачка возлюбленной некоего пастушка съела багряную раковину, отчего морда у нее окрасилась в багровый цвет, - и тем не менее пурпурный краситель стал всемирно известным товаром.
Да и в Комароме теперь в с великим почтение относились к господину Леветинцскому. Мало быть богатым, вот если ты - королевский советник, тут уж в решпекте никак не откажешь. Всяк спешил его поздравить: городские чиновники, купцы, члены магистрата, пресвитеры, сановные священнослужители. Он принимал поздравления с христианской скромностью.
Явился приветствовать его от имени всей гильдии корабельщиков и наш друг Янош Фабула, разряженный в пух и прах, как и положено ему по рангу. На нем был короткий доломан темно-синего сукна с тремя рядами крупных, как орех, серебряных пуговиц в виде завитка улитки; на грудь свешивалась прикрепленная у плеч серебряная цепь чуть ли не в ладонь толщиной, поддерживавшая огромный медальон с изображением Юлия Цезаря - работы комаромского мастера. Остальные члены депутации были разодеты подстать ему: комаромские матросы в ту пору любили украшать себя серебром. Поздравителей, по обыкновению, пригласили отобедать. Этой же чести удостоился и Янош Фабула.
Наш друг Фабула отличался искренностью и прямодушием. А тут еще и вино развязало ему язык, и он не удержался, чтобы не заговорить с ее милостью. Ведь вот когда он впервые увидел ее еще барышней, сроду бы не подумал, что из нее такая справная хозяйка получится, да к тому же супруга господина Леветинцского. Чего уж греха таить: он, Фабула, ее тогда даже побивался. И вот вам, слава провидению божьему да разуму человека, как оно все повернулось к лучшему! В доме мир и благодать, теперь дело за небольшим. Услышал бы Господь нашу молитву да послал бы нашему благодетелю господину Леветинцскому самое большое счастье: нового гостя в дом - ангелочка с неба!
Тимар в испуге закрыл ладонью свой бокал. Если от этого вина у человека что на уме, то и на языке, он и капли не выпьет. И тут его пронзила другая мысль: "Вдруг да Господь услышит эту молитву?".
А Янош Фабула, не довольствуясь одними добрыми пожеланиями, счет нужным присовокупить к ним и практические советы.
- И то сказать, милостивый сударь мой, уж больно вы о делах хлопочете, себя совсем не жалеете. Негоже так-то, ведь жизнь, она один раз дается, стало быть, ею надобно с умом управлять. Я бы нипочем не оставлял жену надолго, будь у меня такая раскрасавица да умница. Ну да что поделаешь, коли у него его милости земля под ногами горит? Все-то он новые дела измышляет, везде-то он норовит самолично быть. Зато все ему и удается, за что ни возьмись. Ведь это жен надо такое удумать - в Бразилию нашу муку засылать! Сказать по правде, когда я это услышал - вы уж не обессудьте за резкое слово, - ну, думаю, совсем наш барин рехнулся, в этакую даль муку отправлять, да ведь она вся в клейстер превратится. Нешто Бразилию мукой удивишь? Там в лесу на деревьях караваи растут, а на тех, что помене, - булки. И вот, нате вам, какой выгодой все обернулось! Да и как иначе, ежели человек сам во все вникает, за всем присматривает!
Последние слова невольно прозвучали насмешкой для Михая, так что он не смог промолчать.
- Тогда все ваши похвалы, дорогой Янош, относятся не ко мне, а к моей жене: ведь это она следила за всем ходом дела.
- Оно конечно, ее милость - госпожа вседостойнейшая, и мы к ней со всем уважением, а только я при своих словах остаюсь. Мне-то ведь доподлинно известно, где вы были, милостивейший государь, этим летом!
Михай оторопел. Неужели Фабула и в самом деле знает, где он был? А Янош Фабула, подняв бокал, лукаво подмигнул ему.
- Ну, так сказать ее милости, где вы побывали нынешним летом? Выдать вашу тайну?
Тимар почувствовал, как все его тело цепенеет, скованное страхом. Взгляд Атали был прикован к его лицу, и он ни единой черточкой не смел показать, что слова подвыпившего гостя приводят его в смятение.
- Ну что ж, Янош, выкладывайте всю правду! - сказал он с напускным спокойствием.
- А вот и скажу, пускай ее милость все про вас знает! - воскликнул Янош Фабула, ставя стакан на стол. - Сбежал наш господин, никому словечком не обмолвился, а сам сел на корабль, да - в Бразилию! Вот так-то, милостивый сударь мой, в Америке вы побывали. Все дела там наладили. Оттого все и удалось на славу.
Тимар облегченно вздохнул.
- Ну и чудак вы, Янош! Атали, прошу вас, угостите господина Фабулу кофе.
- Все оно так и было, никому меня не переубедить! - стоял на своем Янош. - Как ни таись, а шила в мешке не утаишь, вот я и разгадал. Барин наш ездил в Бразилию, за три тысячи миль. Каких только страстей не натерпелся, сколько штормов перенес, от дикарей-людоедов еле спасся. Бог тому свидетель, но и нам кое-что ведомо... Ну, я свое дело сделал, муженька выдал ее милости, надобно наказать беглеца да в другой раз не пускать в такие дальние странствия.