Ноэми с удивлением приглядывалась к нему.
- Признайся, Михай, - не выдержала она наконец, - не работал ли ты когда-нибудь плотником?
- Конечно, да не простым, а корабельным.
- Тогда скажи мне, как тебе удалось выйти в такие важные господа, что теперь ты можешь на все лето забросить работу и жить в свое удовольствие на острове? Ведь ты теперь сам себе хозяин, верно я угадала?
- Как-нибудь расскажу, - отговорился Михай. Но так и не стал рассказывать ей, каким образом превратился он в важного барина, которому вольно делать что пожелает, хоть целыми неделями бревна пилить.
Он развлекал Ноэми рассказами о своих путешествиях по свету, однако в рассказах этих никогда не заходил так далеко, чтобы касаться собственной персоны. От любопытных расспросов уклонялся, делая вид, что с головой ушел в работу, да и перед сном его тоже не удавалось выспросить по излюбленной женской привычке загонять беззащитного ответчика в угол. К счастью, проведение позаботилось о Михае, наделив его способностью засыпать мгновенно, едва голова коснется подушки.
За долгие месяцы жизни тут Тимар постепенно убедился, что безымянный остров не настолько скрыт от людских глаз, чтобы никто не знал о его существовании.
Факт этот известен целой категории общества, но она не откроет миру тайну острова.
Эту категорию составляю "изгои" цивилизации. "Status exstra statum [16] ".
У границ этого государства обрываются путы законов общества, церковный правил.
Место их обитания - приграничная полоса двух стран: Венгрии и Сербии. Чем не благоприятные условия: вольно текущая древняя река с ее густо заросшими островами, с нетронутыми чащами по обоим берегам, с нависающими над водой деревьями; свободные просеки в чаще и грунтовые дороги попадаются редко, села отстоят далеко друг от друга, а больших городов и вовсе нет. На поверхности жизни царит воинская дисциплина, а в глубине --первозданная свобода. Обязанность поселян совершенно не ясна; необходимость в охране границы отпала столетия назад. От кого ее охранять? Недруги-турки - давно изгнаны из этих краев. Охранительная система служит теперь только защите таможенных интересов. Однако гражданский образ жизни формирует все же контрабанда. У нее есть своя система, своя школа, свое тайное правительство: поистине государство вне государства.
Тимара не раз удивляло, когда он неожиданно обнаруживал лодку или шлюпку, причаленную к острову по прикрытием ивняка и никем не охраняемую. Стоило ему через несколько часов вернуться на это место, и он уже не находил лодки. Другой раз он натыкался на целые тюки, спрятанные в ракитовых кустах, и если ему случалось снова забрести в эти места, то оказывалось, что тюки тоже исчезли. Но таинственные путники, избравшие остров перевалочным пунктом, намеренно обходили стороной хижину и обжитое пространство вокруг нее. Приезжали и незаметно уезжали, стараясь не проложить тропинку в траве.
И все же были случаи, когда окрестные жители наведывались в хижину: им была нужна Тереза.
Стоило Альмире предупредить о приближении чужака, Тимар бросал работу и спешил к хижине, укрыться в дальней комнате. Он не хотел, чтобы посторонние увидели его здесь. Правда, он отрастил бороду, и это изменило его облик, но ведь мог появиться человек, с которым он встречался в другой своей жизни.
"Изгои" цивилизации вспоминали о Терезе, когда с ними случалась какая-нибудь беда.
Этим людям частенько доводится попадать в переделки, где недолго получить рану - нехорошую, глубокую, нанесенную оружием. С такими ранами к полковому лекарю не обратишься, потому как дело кончится пристрастным допросом. А хозяйка острова знает снадобья для лечения ран, умеет сращивать сломанные кости, соединять края зияющих ран и заживлять их. В тех краях, в особенности на турецкой стороне, очень распространены злокачественные язвы и чирья; Тереза успешно пользовала их простыми травами, секрет которых ей открыла нужда. Хворые и страждущие часто наведываются к ней и свято блюдут ее тайны, поскольку знают, с какой яростью преследуют знахарей полковой врач и аптекари.
У "изгоев" общества нередко возникают меж собой тяжбы, с какими к судье не сунешься. Им хорошо известно, что в суде и на истца, и на ответчика наденут колодки. Вот они и просят умудренную жизнью хозяйку острова рассудить их; Тереза выслушивает и ту и другую сторону, и ее суждение для них равносильно приговору, который обжалованию не подлежит. Чаще всего предметом раздоров является кровная месть. Тереза большая мастерица мирить ярых противников, и те впоследствии поддерживаются скрепленный ее руками мирный союз.
Иногда в хижину забредет какой-нибудь мрачный тип с безумным взглядом, явно сторонящийся людей: преступник, терзаемый угрызениями совести, который не решается обратиться к священнику за отпущением греха, так как страшится ада и боится тюрьмы. Хозяйка острова умеет врачевать и эти душевные недуги: дает несчастному целительный бальзам - веру в милосердие Господне - и помогает ему обрести душевный покой.
Иной раз к порогу хижины добирается затравленный, измученный, изнывающий от голода и жажды человек. Тереза не спрашивает, откуда он пришел, куда держит путь. Накормит, напоит, даст человеку передохнуть и собраться с силами, а потом проводит в дорогу, снабдив запасами съестного.
Терезу знает множество людей, как веру, исповедующих закон молчания, и нет на свете тайного общества, крепче привязывающего учеников к своему учителю, чем привязаны к ней эти люди.
Кроме того, каждому известно, что денег у нее не найти, а значит, ей не нажить врагов и из-за людской жадности.
Тимар убедился, что попал в такое место, которое целые столетия с их трудами, заботами, новыми идеями будут обходить стороной, прежде чем история острова и его обитателей окажется вовлечена в хаос, именуемый общественной жизнью.
Он мог продолжать свои труды, не опасаясь, что рано или поздно в той, другой, жизни узнают, что Михай Тимар Леветницский, королевский советник, земельный магнат и делец, ворочающий миллионами, пробавляется плотницким ремеслом на безвестном острове, а когда решает дать себе роздых, достает карманный ножик и мастерить из ивовых прутьев решетку к кроватке для сироты-младенца, у которого нет ни отца, ни матери, нет ни имени, ни фамилии.
А какие радости выпадают здесь на долю Тимара! С каким вниманием прислушивается он к первом слову, которое тщится выговорить ребенок. Как помогает маленькому человечку сложить непослушные губы, чтобы получилось слово "папа".
Разумеется, ребенок учится говорить именно с этого слова. По его младенческому разумению, так и должно быть: ведь человек, который улыбается ему с такой любовью, и не может быть никем иным, кроме как папой.
Откуда ему знать, что он - сын бедного контрабандиста, несчастный сирота, родители которого умерли?
Вскоре для ребенка наступает знакомство с менее лучезарной стороной жизни, начинаются детские страдания. Сколько тревоги, сколько бессонных ночей в доме, когда у малыша режутся зубки. Ноэми остается с ним дома, а Михай что ни час всаживает топор в бревно и бежит домой взглянуть, не стало ли хуже маленькому Доди. Он берет с рук у Ноэми ребенка и часами расхаживает, напевая колыбельную: