* * *
…Тем временем все быстрее пошел в гору Токитиро Киносита, будущий великий князь Хидэёси. Многие знатные самураи, и первый среди них – Кацуиэ Сибата, совершили славные подвиги при осаде замка Одани, но особенно отличился Токитиро, так что князь Нобунага был им чрезвычайно доволен и в награду пожаловал ему во владение замок Одани, уезды Асаи и Инугами и половину уезда Саката, поручив, таким образом, надзор и охрану всех северных земель провинции Оми. Однако господин Токитиро сказал, что замок Одани трудно охранять с малочисленным гарнизоном, и перенес свою резиденцию в Нагахаму, мое родное селение, – в те времена звалось оно Имахама, это Токитиро переименовал его в Нагахаму…
Ну это так, к слову, а вот любопытно, с каких пор господин Токитиро стал заглядываться на мою госпожу? Покидая замок Одани, она милостиво сказала мне: «Жаль, что я не могу взять тебя с собой… Но если ты выберешься отсюда, можешь рассчитывать на меня!» А я уже решил про себя, что [130] жизнь для меня окончилась, но после таких ее слов суетный мир показался еще желаннее, я замешался в толпу ее провожатых, а потом несколько дней прятался в призамковом городе, ожидая, когда окончится битва, после чего отправился в лагерь правителя Кодзукэ. Мне повезло: госпожа сказала, что я ее любимый слепой слуга; никто не причинил мне вреда, и я опять стал ей прислуживать. Поэтому я часто дежурил в соседнем покое, когда господин Киносита приходил к ней с визитом.
В первый раз он распростерся в нижайшем поклоне на почтительном расстоянии и скромно представился: «Токитиро Киносита…» Госпожа приветливо кивнула в ответ и воздала должное его ратным подвигам.
– Несмотря на то что у меня нет никаких военных заслуг, князь Нобунага пожаловал мне владения покойного господина Асаи, – сказал он. – Я, ничтожный, стал преемником его достояния – незаслуженная честь для меня! Ныне мечтаю лишь об одном – упрочить мир в северных землях Оми, следуя заведенному покойным порядку и во всем подражая его примеру! Здесь, в боевом лагере, – продолжал он, – вам, наверное, приходится терпеть множество неудобств в обиходе… Прошу вас, приказывайте без всякого стеснения, я доставлю все, что вам нужно! – Оставалось лишь удивляться его любезности. В особенности ласково обращался он с девочками, всячески стараясь им угодить.
– А вы, маленькая госпожа, старшая? – сказал он. – Ну-ка, подите сюда, дайте я обниму вас! – И, посадив госпожу О-Чачу на колени, гладил ее по головке, спрашивал, сколько ей лет, как зовут и тому подобное.
Но госпожа О-Чача сидела, надувшись, у него на коленях и не хотела отвечать – должно быть, детским своим умишком сообразила, что этот человек главный среди злых людей, отнявших у отца замок, и сердилась за это. Потом вдруг уставилась прямо ему в лицо и сказала:
– А ты и вправду похож на обезьяну! [131]
При всем своем самообладании господин Киносита все же несколько растерялся.
– Правильно, я смахиваю на обезьяну… Зато маленькая госпожа как две капли воды похожа на свою матушку! – сказал он, засмеявшись, чтобы скрыть смущение. Он и потом часто наведывался к госпоже и всякий раз преподносил ей подарки, одаривал даже девочек – одним словом, проявлял такую заботливость и внимание, что госпожа постепенно стала относиться к нему с доверием. «На Токитиро можно положиться…» – говорила она. Теперь-то я понимаю, что редкостная красота госпожи О-Ити уже тогда, наверное, его покорила и в душе он тайно в нее влюбился. Конечно, она была сестрой князя Нобунаги, его господина, вассал даже помыслить о ней не смел, иными словами, этот цветок цвел на недосягаемой для него вершине, так что в те времена он вряд ли рассчитывал на успех. Но все же недаром то был Хидэёси – с таким человеком всегда следовало быть начеку… А что до разницы в положении, так изменчивость – непреложный закон нашего мира, в особенности в смутные времена. Расцвет и увядание, гибель и возвышение сменяют друг друга… Так что, кто знает, возможно, втайне он лелеял надежду, что со временем все же добьется своего. Мне, заурядному смертному, не дано проникнуть в помыслы великого человека, но все же думается, то была не простая фантазия с моей стороны…
Оттого-то, когда князь Нобунага приказал ему зарубить господина Мампуку-мару, Хидэёси пришел в великое замешательство. Люди рассказывали потом, что он всячески старался спасти ребенка.
– Пощадите его, какой вред может причинить такой маленький мальчик? Ведь он еще совсем дитя! Осмелюсь сказать – лучше сделайте его наследником князя Асаи, и пусть он навеки будет вам благодарен! Таким поступком вы укрепите мир в Поднебесной, проявите истинное понимание законов человеколюбия и справедливости! – сказал он, но князь Нобунага не захотел его слушать. – В таком случае, прошу вас поручить это дело кому-нибудь другому, – не в пример обычной своей покорности осмелился возразить Хидэёси, но князь Нобунага рассердился еще сильнее.
– Похоже, ты чересчур возгордился из-за недавних твоих успехов. Да как ты смеешь давать мне непрошеные советы, мало того – не слушаться моих приказаний! «Поручите другому…» – это что за слова такие? – сурово отчитал он вассала. Тот удалился с тяжелым сердцем и в конце концов казнил юного господина.
Ясно, что господин Хидэёси, наверное, страдал при мысли, что госпожа О-Ити возненавидит его за убийство Мампуку-мару, и убийство-то непростое – приказ гласил выставить напоказ голову мальчика, надетую на копье. По иронии судьбы, из всех вассалов Нобунаги именно Хидэёси пришлось выполнить это поручение. Годы спустя, соперничая с господином Кацуиэ Сибатой из-за руки госпожи О-Ити, он опять оказался в проигрыше и в конце концов погубил обоих, превратившись в их заклятого врага, – начало всех этих событий восходит к этому времени…
* * *
Князь Нобунага приказал скрывать от госпожи О-Ити гибель сына, поэтому, ясное дело, ни один человек не осмелился бы рассказать ей об этом, но, так как голову выставили на всеобщее обозрение, слухи о казни все-таки просочились, или, может быть, она сама, как говорится, почуяла что-то сердцем и поняла, что случилось. Видно было, что на душе у нее лежит какая-то тяжесть. Теперь, когда приходил Хидэёси, она выглядела еще более удрученной. И все-таки однажды она прямо его спросила:
– В последнее время нет никаких известий из Этидзэна. Что с моим сыном? Мне снятся дурные сны, я тревожусь…