Брехуня был с рождения богат, причем настолько, что просто не сознавал своего богатства. Ему казалось, что все люди таковы. Он считался ученым, однако талант он был или бездарь – никто не ведал; поинтересоваться этим открыто не осмеливались: ведь он учредил столько научных фондов, финансировал столько разработок, заседал в стольких попечительских советах! Он шутя отваливал миллионы, но при этом был не прочь поесть-попить за счет друзей… Он имел множество ученых регалий, однако некоторые люди втихомолку не без ехидства думали, что регалии ему присуждают лишь в расчете на пожертвования, что он как студент-футболист, которому платят стипендию отнюдь не за успеваемость…
Брехуня был коренастый, как пенек; волосы цыплячьего цвета росли кружком вокруг лысого темени. Глаза у него были блестящие, птичьи. Брехуня интересовался всем на свете. Он изучал окружающую действительность так рьяно, что совершенно разучился судить о ней здраво. Порой Док находил Брехуню забавным, но чаще впадал в отчаяние от его неуемной, близорукой восторженности.
Брехуня имел привычку разговаривать ором, ибо считал, что от этого речь яснее.
– Получил мою телеграмму? – проорал Брехуня с порога.
– Нет.
– Я к тебе на день рождения приехал! Всегда помню. Ведь сегодня сожгли Джордано Бруно!
– У меня день рождения не сегодня.
– Правда? Какой же у нас сегодня день?
– Пятница.
– Да? Ну ничего, я подожду.
– Долго ждать придется. День рождения в декабре. И койка у меня всего одна.
– Не беда. Посплю на полу. – Брехуня протопал на кухню, снял с чугунка крышку и принялся поедать тушеное мясо, отчаянно на него дуя.
– Стой, еще не готово! – Док с раздражением понял, что и сам кричит.
– Еще как готово! – громогласно заверил Брехуня, продолжая чавкать.
Док сказал:
– Тут ко мне заезжал Хитцлер. Рассказывает, тебя видели на газоне в университете Беркли, будто ты стоял на карачках, тащил зубами из земли червяка. Что это еще за глупость?
– Это не глупость… Слушай, почему у тебя мясо не готово?
– Я ж тебе говорил!..
– В самом деле?.. Так вот, дорогой мой, это не глупость! Я, видишь ли, изучал, как малиновки добывают червей, так сказать, свой хлеб насущный. И стало мне интересно, какое же усилие они при этом прилагают. Я установил у себя во рту маленький силомер. Вытащил из земли сорок восемь экземпляров. И представляешь, что получается? Получается, что птаха весом в три унции выжимает двадцать две унции – в семь раз больше собственного веса. Неудивительно, что они такие прожорливые. Пока еду добудешь – проголодаешься… Любишь малиновок?
– Не знаю, не особенно, – отвечал Док. – Ты что, так весь мой обед и слопаешь?
– Угу, слопаю, – подтвердил Брехуня. – Только он еще не готов. А выпить, часом, у тебя не найдется?
– Сейчас пива принесу.
– Отлично! Тащи побольше.
– А у тебя случайно не найдется пары монет?
– Не найдется. Ни гроша.
– Что?! Ведь у тебя денег куры не клюют!
– Скажешь тоже…
– Нет, правда, подкинь немного деньжат.
– Не могу, поиздержался.
– Врешь! – сердито сказал Док. – Все знают, что ты денежный мешок!.. И хоть бы раз за выпивку заплатил… Я уж молчу, что я из-за тебя чуть по миру не пошел. Кто хозяйничал у меня в лаборатории, пока я был в армии? Где банки с препаратами? Я, конечно, не утверждаю, что ты их стянул, но сомнение невольно возникает. Где они? Говори, брал?
– В общем-то, да, – признался Брехуня. Потом прибавил задумчиво: – Эх, жалко, что ты не какое-нибудь заведение…
– Я? Заведение?
– Ну да, учебное или благотворительное… Я бы тебе денег пожертвовал…
– Если бы да кабы… Пожертвуй хотя бы пару долларов на пиво, если хочешь сделать доброе дело… – Док вдруг устало расхохотался: все же смешного здесь больше. – Господи, разве бывают на свете такие люди. Это же сама несуразность в человечьем обличье!..
– А у тебя мясо горит, – заметил Брехуня.
Док подскочил к плите, сдернул чугунок.
– Ну еще бы не горело! – промолвил он с горечью. – Ты же выхлебал весь соус!
– А что, было очень вкусно.
В лавке Док сказал Патрону:
– Мне дюжину пива, баночного.
– А почему свое «богемское» не забираешь?
– Целей будет, – отвечал Док. – У меня в гостях… – Тут ему в голову пришла злая мысль, – у меня в гостях один очень интересный человек! Пойдем ко мне, посидим, выпьем по стаканчику. Бреху… в смысле, мой гость, про шахматы лучше меня растолкует.
– А что, пойдем, – согласился Патрон.
– Может, мне захватить бутылочку?
– Захвати.
Переходя улицу, Патрон спросил Дока:
– Будешь завтра на вечеринке?
– Буду.
Патрон сказал:
– Слушай, Док, ты мне очень нравишься. Только я тебя не понимаю. Разве бывают на свете такие люди, как ты?
– А что во мне, собственно, странного?
– Ты… как бы это сказать… ты вроде своих шахмат. Я совсем не могу тебя понять.
– Ничего удивительного, ведь ни один человек не воспринимает другого как реальное существо. Это еще что. Я вот тебя сейчас познакомлю с человеком, факт существования которого вообще противоречит объективной реальности…
– Ты это… не надо такими словами, – сказал Патрон с беспокойством.
Они поднялись на крыльцо. Брехуня встретил их громкими криками:
– Слушайте, внимайте – благая весть! Род людской скоро исчезнет!
– Позвольте, я вас познакомлю, – сказал Док. – Джозеф-Мария Ривас – Брехуня.
– Почему нельзя сжульничать в шахматах? – с ходу спросил Патрон.
– Как нельзя? Можно! По крайней мере, можно расстроить планы противника. А это почти то же самое… Так о чем бишь я? А-а, вот! Мы скоро вымрем подобно гигантским рептилиям!
– Интересная новость, – сказал Док,
– Это что ж, никаких людей больше не будет? – спросил Патрон.
– Совершенно верно, молодой человек. Люди долго шутили – и дошутились. Открывайте пиво! Человечество, спасая себя, самое себя уничтожило.
– Кого-кого уничтожило? – не понял Патрон.
– То-то, наверное, боги на Олимпе над нами потешаются, – продолжал Брехуня. – Грядет не Армагеддон, а газовая камера. И мы сами этот газ производим…
– Я, между прочим, собирался сегодня поработать над своей монографией… – сказал Док.
– Отлично! Я тебе помогу, – живо отозвался Брехуня.