Док нерешительно двинулся к сцене.
Следом за Фауной вошли четыре девушки из «Медвежьего стяга» в ослепительных нарядах. Встали по две с каждой стороны двери, лицом друг к дружке, подняли руки с бутылками в лентах – получились воротца.
Фауна спешилась с метлы и, скинув черный балахон, оказалась в облегающем вечернем туалете из серебряной парчи. А помело у нее в руках чудесным образом превратилось в серебристую волшебную палочку, увенчанную золотой звездой. Фауна привстала на цыпочки, как будто готовилась лететь.
– Я твоя крестная фея! – крикнула она Доку. – А сейчас придет твоя невеста – Белоснежка!
В воротца из бутылок вошла преображенная Сюзи – в свадебном платье, в серебряном венце с фатой. Прелестная, юная и взволнованная. Пухлый рот чуть приоткрыт.
– Принимай свою суженую, Док! – воскликнула Фауна.
Док тряхнул головой, желая наконец проснуться. Ведь это все сон, наваждение – венец, фата, непорочность. Док вскрикнул:
– Что все это значит?
Бывает так, что два человека, стоя порознь, paзом проникают в мысли друг друга. Сюзи увидела лицо Дока – и прочла его мысли. От стыда и досады у Сюзи вспыхнула шея, густо покраснели щеки. Сюзи зажмурилась.
А Док понял страдание Сюзи, и все у него в душе перевернулось. И какой-то чужой, но знакомый голос вдруг произнес:
– Крестная фея, я принимаю… свою… суженую…
Сюзи открыла глаза и посмотрела в глаза Доку. И тут же лицо ее почерствело, во взгляде сверкнуло ожесточение, пухлые губы строптиво сжались. Сюзи сняла венец с фатой, какое-то мгновение глядела на них, потом тихонько положила на ящик из-под яблок.
Безумная труба грянула «Свадебный марш» в ритме самбы, и пошла, побежала за ней гитара.
– Слушайте, вы, доброхоты, – сказала Сюзи, перекрывая музыку. – Я согласна жить с последним бродягой в канализационном люке и быть ему хорошей женой! Согласна выйти за подлеца и ему услуживать! Но за Дока ни за что не пойду! – Сказав так, Сюзи опрометью бросилась в дверь за сценой.
Фауна устремилась следом. С этой стороны Ночлежки тропинки не было. Сюзи очертя голову сбежала с откоса, Фауна – неуклюже за ней. На узкоколейке они остановились, посмотрели друг на друга.
– Ах ты чертова зазнайка! Почему это ты за Дока не пойдешь? – свирепо выкрикнула Фауна. – Почему?
– Я его люблю, – ответила Сюзи.
Одна из наиболее частых реакций организма на шок – летаргия. Если после автомобильной аварии один седок корчится и стонет, а другой сидит тихо, смотрит в пространство, так и знайте: тихий пострадал гораздо сильнее. Сообщество людей также может испытать шок с последующей летаргией. Именно это приключилось с обитателями Консервного Ряда. Люди погрузились в себя; заперли двери на засовы; перестали ходить друг к другу в гостя. Всякий чувствовал себя виноватым, даже если сам был причастен к маскараду всего лишь как зритель.
Мак с ребятами остро переживали свое роковое невезение. Еще раз попытались сделать что-то доброе Доку и опять потерпели неудачу. Куда теперь деваться от презрения к себе?
Могучая Ида сделалась грозно-молчаливой. Посетители ее кафе выпивали, боясь проронить слово – так страшила их покаянная ярость, тлевшая в недрах Иды, под бугристыми мышцами.
Фауна скорбела как потерявший хозяина сеттер. На ее веку, богатом самыми фантастическими начинаниями, случались и раньше провалы, однако такая катастрофа впервые!
Даже Патрон испытывал легкие угрызения неведомого чувства. Прежде ему всегда удавалось свалять вину на обстоятельства или на неприятеля, а теперь его собственный обвиняющий перст, словно пистолет в комедии, нацелился в его собственное сердце. Чувствовать за собой непонятную вину было довольно занятно, но вместе и болезненно. Джозеф-Мария вдруг сделался доброжелателен и заботлив к окружающим – пугая людей, хорошо его знавших. Разве можно обольщаться улыбкой тигра?
Что же касается Дока, в нем происходило переустройство настолько глубокое, что и самому было невдомек. Он был словно часы, разобранные на столике часовщика – все камни, все пружинки, все маятнички отдельно,оставалось лишь снова все собрать.
У человеческого существа есть множество лекарств от душевной боли и от кручины, среди них ярость – не самое последнее. Док в пух и прах разругался с Брехуней и выпроводил его, запретив появляться впредь. Потом яростно отчитал рассыльного за то, что упало качество обслуживания (хотя на самом деле за последние десять лет оно не менялось ни в лучшую, ни в худшую сторону). Наконец он сказал кому-то, что работает и не желает видеть никого с Консервного Ряда и вообще никого не желает видеть. Док сидел над своим желтым блокнотом. Сбоку лежал ровненький ряд карандашей, заточенных Сюзи. В глазах у Дока застыли потрясение и уныние.
Сюзи была виновницей и одновременно жертвой упадка, охватившего Консервный Ряд. Не станем утверждать, что невзгоды закаляют характер,ведь часто они его разрушают. Однако если определенные черты характера, переплетенные с определенными мечтами, испытать огнем, то иногда…
Элла, официантка и хозяйка кафе «Золотой мак» в одном лице, что в десять утра, что в полночь чувствовала себя одинаково усталой. Усталость была ее естественным состоянием. Элла не только с ней мирилась, но еще и думала, что все люди живут так же. Она попросту не могла представить, как это ноги могут не болеть, спина – не ныть, и как это можно стряпать и оставаться веселой. В завтрак вид жадно жующих ртов отбивал у нее аппетит – сразу на весь день. Часов около десяти вечера поток посетителей иссякал, Элла принималась за уборку: мыла пол, стирала со столиков, выметала крошки из-под стойки.
Джо Блейки вошел в «Золотой мак», как всегда, выпить с утра кофе.
– Только что зарядила кофеварку, – сказала Элла. – Подождешь?
– Конечно, подожду. Элла, ты случайно не знаешь, что вчера вечером стряслось на Консервном Ряду?
– Нет. А что?
– Да я и сам не знаю, – сказал Джо. – Была какая то вечеринка. Я, разумеется, на нее пошел. А пришел слишком поздно – все уже кончилось. И никто не желает рассказывать, что там случилось.
– Нет, ничего я не слыхала, – сказала Элла. – Думаешь, драка была?
– Да что-то не похоже. О драке бы мне рассказали, про драки они болтать любят… Все ходят с такими лицами, словно чего-то стыдятся. Если что узнаешь, шепни мне, ладно?
– Ладно. А вот и кофе готов.
Вошла Сюзи. На ней был костюм из серого твида в елочку, строгий, но очень элегантный – купила в Сан-Франциско.
– Привет, – сказал полицейский.
– Привет, – сказала Сюзи. – Мне чашку кофе.
– Сейчас. Одежка твоя хороша, ничего не скажешь, – одобрила Элла.
– В Сан-Франциско купила, – сказала Сюзи.
– Ты что, уезжать собралась?