– От этих дешевых белых девчонок добра не жди, — вмешался Пабло. — А ты отдал ей эту штучку, которую носят как пояс?
Хесус Мария порылся у себя в кармане и вытащил оттуда розовый вискозный бюстгальтер.
– Не успел, — сказал он. — Я как раз хотел это сделать, а кроме того, мы еще не добрались до леса.
Пилон понюхал воздух и покачал головой, но не без оттенка грустной снисходительности.
– Ты пил виски.
Хесус Мария кивнул.
– Чье это было виски?
– Этих солдат, — ответил Хесус Мария. — Они спрятали его под мостиком. Арабелла об этом знала и сказала мне. Но солдаты увидели у нас бутылку.
Контуры случившегося постепенно прояснялись. Пилон предпочитал именно такой способ повествования. Выложить все сразу — значит безнадежно испортить рассказ. Его прелесть слагается из недосказанного, когда слушатель должен восполнять пробелы, исходя из собственного опыта. Пилон взял розовый лифчик с колен Хесуса Марии, провел по нему пальцами, и глаза его стали задумчивыми. Но через мгновение в них вспыхнула радость.
– Знаю! — воскликнул он. — Мы отдадим эту штучку Дэнни для подарка миссис Моралес.
Все, кроме Хесуса Марии, горячо приветствовали этот план, и он почувствовал, что остался в жалком меньшинстве. Пабло тактично наполнил банку Хесуса Марии, хорошо понимая, каково это — потерпеть поражение.
Но прошло немного времени, и все трое начали улыбаться. Пилон рассказал очень смешную историю, случившуюся с его отцом. К обществу вернулось хорошее настроение. Они запели. Хесус Мария отбил чечетку, чтобы доказать, что его рана — пустяк. Вина в бутылке становилось все меньше и меньше, однако оно еще не иссякло, когда троих друзей сморил сон. Пабло и Пилон, пошатываясь, добрели до своих постелей, а Хесус Мария удобно устроился на полу возле печки.
Дрова в печке догорели. Дом наполнился басовой мелодией сна. В большой комнате все застыло в неподвижности. Только святая свеча с удивительной быстротой то вскидывала, то опускала острый язычок пламени.
Позже эта свеча заставила Пилона, и Пабло, и Хесуса Марию задуматься над кое-какими этическими вопросами. Простая восковая палочка с бечевкой внутри нее. Подобный предмет, скажете вы, подвластен определенным физическим законам, и только им. Вы думаете, что его поведение обусловливается теплотой и горением. Вы зажигаете фитиль, воск плавится и подымается по фитилю; свеча горит какое-то количество часов, затем гаснет, и все. Эпизод закончен. Вскоре свеча уже забыта, и следовательно, никогда не существовала.
Но разве вы забыли, что свеча была святой? Что в минуту угрызений совести, а может быть, чистого молитвенного экстаза Пабло обещал ее святому Франциску? И вот этот фактор помещает восковую палочку вне пределов юрисдикции физических законов.
Свеча прицелилась острием пламени в небеса, словно художник, который сжигает себя, чтобы обрести бессмертие. Свеча становилась все короче и короче. Она искривилась. Ветер поднялся на улице и пробрался сквозь щели в стенах. Шелковый календарь, украшенный личиком прелестной девушки, выглядывающей из лепестков розы «Американская красавица», плавно качнулся на стене. Он задел огненное острие. Пламя лизнуло шелк и взбежало к потолку. Вспыхнул отставший кусок обоев и, пылая, упал на пачку старых газет.
С неба на происходившее сурово и неумолимо глядели святые мученики. Свечка была обещана. Она принадлежала святому Франциску. Вместо нее святой Франциск получит в эту ночь свечу побольше.
Умей мы измерять глубину сна, можно было бы утверждать, что Пабло, чье кощунственное деяние послужило причиной пожара, спал еще более крепко, чем оба его друга. Но раз мы этого не умеем, остается только сказать, что спал он очень, очень крепко.
Языки пламени побежали по стенам, нашли дыры в крыше и просочились сквозь них в ночь. Дом наполнился ревом огня. Хесус Мария заворочался и, не просыпаясь, начал стягивать с себя куртку. Но тут ему на лицо упала горящая дранка. Он с воплем вскочил и потрясенно уставился на огонь, бушевавший вокруг.
– Пилон? — завопил он. — Пабло!
Он бросился в соседнюю комнату, вытащил своих друзей из постелей и вытолкал их за дверь. Пилон все еще сжимал в кулаке розовый бюстгальтер.
Они стояли перед горящим домом и смотрели в занавешенную огнем дверь. Им был виден стол, а на нем — бутыль, в которой еще оставалось добрых два дюйма вина.
Пилон почувствовал, что в Хесусе Марии поднимается волна яростного героизма.
– Не делай этого! — крикнул он. — Пусть оно гибнет в огне, в наказание нам за то, что мы его оставили там.
До них донесся вой сирен и рев монтерейских машин, на второй скорости взбирающихся по холму. Большие красные фургоны все приближались, и лучи их прожекторов уже заметались среди сосен.
Пилон поспешно повернулся к Хесусу Марии.
– Беги и скажи Дэнни, что его дом горит. Беги быстрее, Хесус Мария.
– А почему ты сам не бежишь?
– Слушай, — сказал Пилон, — Дэнни не знает, что его дом снимаешь ты. А на Пабло и меня он может рассердиться.
Хесус Мария признал логичность этого довода и опрометью кинулся к дому Дэнни. В доме было темно.
– Дэнни! — крикнул Хесус Мария. — Дэнни! Твой дом горит.
Ответа не было.
– Дэнни! — крикнул он снова.
В соседнем доме, в доме миссис Моралес, открылось окно, и Дэнни сказал раздраженно:
– Какого черта тебе тут надо?
– Твой другой дом горит! Тот, в котором живут Пабло и Пилон.
Дэнни немного помолчал, а потом спросил:
– Пожарные там?
– Да! — крикнул Хесус Мария.
К этому времени зарево разлилось по всему небу. До них донесся треск горящих бревен.
– Ну, — сказал Дэнни, — если пожарные ничего не могут поделать, так чего Пилон хочет от меня?
Хесус Мария услышал, как окно захлопнулось, и, повернувшись, побежал назад. Он понимал, что явился не вовремя, но ведь заранее не угадаешь. Если бы Дэнни пропустил пожар, он мог бы рассердиться. Во всяком случае, Хесус Мария был рад, что предупредил его. Теперь вся ответственность ложилась на миссис Моралес.
Домик был маленький, тяга хорошая, а стены сухие. Пожалуй, с тех пор как выгорел старый китайский квартал в Монтерее не случалось такого быстрого и исчерпывающего пожара. Пожарные бросили взгляд на пылающие стены и принялись поливать траву, деревья и соседние дома. Не прошло и часа, как от дома ничего не осталось. И только тогда шланги были повернуты на кучу золы, чтобы загасить угли и раскаленный пепел.
Пилон, и Пабло, и Хесус Мария стояли плечом к плечу и смотрели. Половина жителей Монтерея и все обитатели Тортилья-Флэт, за исключением Дэнни и миссис Моралес, толпились вокруг, с большим удовольствием созерцая пожар. Наконец, когда все было кончено и над черной кучей поднялось облако пара, Пилон молча повернулся и зашагал прочь.