Марулло прислонился к прилавку и скрестил руки на груди, но ему стало больно; тогда он заложил руки в карманы, но и это не спасло его от боли.
Я сказал:
— Спасибо, что помогли мне. Такого столпотворения никогда еще не бывало. Впрочем, это понятно — на одних остатках картофельного салата не проживешь.
— Ты хорошо работаешь, мальчуган.
— Я работаю, вот и все.
— Нет, не все. Ты умеешь привлечь покупателей. Они тебя любят.
— Они просто привыкли ко мне. Я ведь здесь спокон веку. — И тут мне пришло в голову пустить маленький, совсем крошечный пробный шарик: — Вы, наверно, ждете не дождетесь жаркого сицилийского солнца. Оно там очень жаркое. Я был в Сицилии во время войны.
Марулло отвел глаза в сторону.
— Я еще не решил окончательно.
— А почему?
— Уж очень много времени прошло — целых сорок лет. Я теперь там и не знаю никого.
— У вас же есть родные.
— Они меня не знают.
— С каким бы удовольствием я провел месяц в Италии без винтовки и вещевого мешка. Правда, сорок лет долгий срок. Вы в каком году приехали сюда?
— В тысяча девятьсот двадцатом. Давно, очень давно.
Кажется, Морфи попал в точку. Чутье у них, что ли, особое, у банковских служащих, таможенников и полицейских? Я решил пустить еще шар, чуть побольше. Я выдвинул ящик, достал револьвер и бросил его на прилавок. Марулло поспешно убрал руки за спину.
— Что это такое, мальчуган?
— Я хотел вам посоветовать — если у вас нет разрешения, выправьте, не откладывая. С актом Салливэна шутить не стоит.
— Откуда взялся этот револьвер?
— Все время здесь лежит.
— Я его никогда не видел. У меня не было револьвера. Это твой.
— Нет, не мой. Я его тоже никогда не видел раньше. Но принадлежит же он кому-то. А раз уж он есть, не мешало бы все-таки выправить разрешение. Вы уверены, что он не ваш?
— Говорят тебе, я его первый раз вижу. Я вообще не люблю оружия.
— Как странно. Мне казалось, члены мафии непременно должны любить оружие.
— При чем тут мафия? Ты что, хочешь сказать, что я член мафии?
Я прикинулся наивным.
— А разве не все сицилийцы состоят в мафии?
— Что за чушь! Я даже не знаю никого, кто бы там состоял!
Я бросил револьвер в ящик.
— Век живи, век учись! — сказал я. — Ну, мне он, во всяком случае, ни к чему. Отдать его разве Стони? Скажу, что случайно наткнулся на него на полке за товаром — так оно, кстати, и было.
— Делай с ним, что хочешь, — сказал Марулло. — Я его никогда в жизни не видел. Он мне не нужен. Он не мой.
— Ладно, — сказал я. — Отдам, и дело с концом.
Требуется целая куча бумаг, чтобы выправить разрешение по акту Салливэна, — немногим меньше, чем для получения паспорта.
Моему хозяину стало явно не по себе. Все это были мелочи, но слишком уж много их накопилось за последнее время.
В лавку, идя в крутой бейдевинд с поставленными кливерами, вплыла престарелая мисс Эльгар, наследная принцесса Нью-Бэйтауна. Мисс Эльгар жила, отделенная от мира двойной стеклянной стеной с воздушной прослойкой. Ее привела в лавку необходимость купить десяток яиц. Она помнила меня маленьким мальчиком и, должно быть, не подозревала, что я за это время успел подрасти. Я видел, что она приятно удивлена моим умением считать и давать сдачу.
— Спасибо, Итен, — сказала она. Ее взгляд скользнул по кофейной мельнице и по Марулло с совершенно одинаковым интересом. — Как здоровье твоего батюшки, Итен?
— Хорошо, мисс Эльгар.
— Будь умницей, не забудь поклониться ему от меня.
— Слушаю, мэм. Непременно, мэм. — Я не собирался корректировать ее чувство времени. Говорят, она до сих пор каждое воскресенье аккуратно заводит стенные часы, хотя они давным-давно электрифицированы. А совсем не плохо жить вот так, вне времени, в бесконечном сегодня, которое никогда не станет вчера. Выходя, она благосклонно кивнула кофейной мельнице.
— Немножко того, — сказал Марулло, покрутив пальцем у виска.
— Для нее никто не меняется. Ни с кем ничего не происходит.
— Ведь твой отец умер. Почему ты не объяснишь ей, что он умер?
— Если ей даже объяснить, она тут же забудет. Она всегда справляется о здоровье отца. Только недавно перестала справляться о здоровье деда. Говорят, она с ним крутила, старая коза.
— Немножко того, — повторил Марулло. Но каким-то образом мисс Эльгар с ее смещенными представлениями о времени помогла ему восстановить свое душевное равновесие. Человек и проще и сложнее, чем кажется. И когда мы уверены, что правы, тут-то мы обычно и ошибаемся. Исходя из опыта и привычки, Марулло усвоил три подхода к людям: начальственный, льстивый и деловой. Вероятно, все три большей частью себя оправдывали в жизни и потому вполне устраивали его. Но на каком-то этапе своих отношений со мной он от первого отказался.
— Ты славный мальчуган, — сказал он. — И ты настоящий друг.
— Старый шкипер — это мой дед — любил говорить: если хочешь сохранить друга, никогда не испытывай его.
— Умно сказано.
— Он был умный человек.
— Так вот, мальчуган: я раздумывал весь воскресный день, даже в церкви я раздумывал.
Я знал — или догадывался, — что у него нейдет из ума не принятая мной взятка, и я решил избавить его от долгих предисловий.
— Наверно, все о том щедром подарке.
— Ага. — Он восхищенно взглянул на меня. — А ты и сам умен.
— Видно, не очень, а то работал бы на себя, а не на хозяина.
— Ты здесь сколько времени — двенадцать лет?
— То-то и есть, что целых двенадцать лет. Не слишком ли долго, как вам кажется?
— И ты ни разу ни цента не положил в карман, ни разу не унес ничего домой, не записав в книжку.
— Честность — мой рэкет.
— Ты не шути. Я верно говорю. Я проверяю. Я знаю.
— Что ж, прицепите мне медаль на грудь.
— Все воруют — кто больше, кто меньше, а ты нет. Я знаю!
— Может, я просто жду случая украсть уж все сразу.
— Брось свои шутки. Я верно говорю.
— Альфио, вам попался бриллиант. Не трите его слишком сильно, а то как бы не обнаружилась подделка.
— Хочешь, я возьму тебя в дело компаньоном?
— А капитал? Мое жалованье?
— Что-нибудь придумаем.
— Тогда я ничего не смогу украсть у вас, не обворовав самого себя.