– Ах, Марджи! – выла в другой комнате Эгнис. – Ты только посмотри, во что превратилось твое новое платье!
Марго с Сэмом Марголисом прилетели в Гаскон, в Аризону, чтобы там сочетаться браком. На брачной церемонии никого не было, кроме Эгнис и Роднея Каткарта. После ее завершения Марголис подарил мировому судье новенькую стодолларовую купюру. Возвращение домой нельзя было назвать безоблачным, они на своем большом гремящем трехмоторном аэроплане попали над пустыней в такую болтанку, которая чуть не вытрясла из них все кишки. Под белым беретом Марголиса оттенки его лица постоянно менялись, но тем не менее он говорил, что все просто восхитительно, никаких проблем. Родней Каткарт и Эгнис не стесняясь блевали в картонные пакеты. Марго чувствовала, как ее улыбка то и дело превращается в болезненную гримасу, но все же ей удалось сдержаться и не расстаться со свадебным завтраком.
Когда самолет наконец приземлился в аэропорту, они с полчаса заставили ждать на бетонке кинооператоров с их камерами. Приведя себя в божеский вид, они, покрасневшие и счастливые, спустились по трапу, попав под ливень бумажных лент и конфетти, которыми их осыпала толпа под стрекот кинокамер. Роднею Каткарту пришлось осушить примерно с пинту виски, чтобы не подгибались ноги. Марго, улыбаясь, с удовольствием глядела на громадную охапку желтых орхидей, давно ожидавших ее в холодильной камере аэропорта. Эгнис вся светилась от счастья, у нее в руках тоже был букет орхидей, правда, лавандового цвета. Его ей купил заботливый Сэм и настоял на том, чтобы она спустилась по трапу вместе с ними, позируя перед камерами. Какое облегчение испытали все они, очутившись наконец после испепеляющего жара пустыни, ужасной болтанки самолета, то и дело проваливавшегося в воздушные ямы, в тихой костюмерной киностудии. К трем часам они уже загримировались. В небольшом павильоне на первом этаже Марголис немедленно приступил к работе. Он делал крупные планы вцепившихся друг в друга Марго и Роднея Каткарта на фоне задника, изображавшего угол грязного военного форта. Сай – обнаженный по пояс, с двумя крест-накрест пересекавшими грудь патронташами, в парусиновом легионерском кепи. Марго – в белом вечернем платье, в атласных туфельках-лодочках на высоких каблуках. Сцена объятий у них не получалась из-за патронташей Роднея. Марголис, громко стуча своей тростью с фарфоровым набалдашником, нервно ходил перед ними, то и дело выбегал из своей небольшой будки за камерой на слепящий свет «юпитеров», чтобы дать актерам указания. Марго и Саю пришлось бросаться в объятия друг друга и вырываться из них раз десять – двенадцать, пока, наконец, они не сделали то, что требовал от них режиссер.
– Мой дорогой Сай, – увещевал Марголис Роднея. – Ты должен сделать все, чтобы зрители прочувствовали эту сцену, каждое вздрагивание твоих мускулов должно свидетельствовать об охватившей тебя дикой страсти, а ты все еще действуешь, словно деревянная кукла. Все любят ее, этот хрупкий образец прекрасной вибрирующей женщины, которая готова пожертвовать всем ради чувства к любимому человеку… Марго, дорогая, ты почти на грани обморока, ты вся растворяешься в его объятиях. Если бы не его сильные руки, ты давно рухнула бы на землю. Сай, мой дорогой парень, пойми, ты ведь не атлетически сложенный инструктор по плаванию, обучающий молодую леди, как нужно держаться на воде! Ты пришедший в отчаяние возлюбленный, которому грозит смерть. Все зрители должны видеть в тебе самих себя, они верят, что ты любишь ее, любишь за всех них, за миллионы людей, которые мечтают о любви, красоте, о любовном восторге, но ты не думай о них, расслабься, мой дорогой, не думай и обо мне, забудь, что я рядом на площадке, что за тобой следит камера. Нет, вы с ней только вдвоем, вы оба стараетесь воспользоваться этим отчаянно сладостным моментом, вы только вдвоем, и вы оба подчиняетесь только своим бешено колотящимся сердцам, ты и самая красивая девушка в мире, новая возлюбленная, новая дива всей нации… Ладно… поехали… мотор!
Но через несколько минут эта земля-призрак исчезла так же быстро и таинственно как и появилась и теперь я видел перед собой только неотразимую гладь безмолвного моря без малейшего насколько хватало глаз признака жизни
Козодои жалобно плачут
И близок вечерний час
Я тороплюсь к… синим небесам
ЛИНДБЕРГ ПОДВЕРГАЕТСЯ ОПАСНОСТИ НА БУКСИРЕ У КРЕЙСЕРА ИЗ-ЗА БОЛЬШИХ ВОЛН
В горах штата Теннесси
Вдали от мирских грехов
Сын старого Дэн Килли ждет вести
Слышит дочери Зеба Терни зов
ЕГО ПРИВЕТСТВУЮТ ГРОМАДНЫЕ ТОЛПЫ НА УЛИЦАХ
Дэн был юношей с горячей кровью
Отец воспитал его крепким и здоровым
ОН ОЧАРОВАН ИСКРЕННИМИ ВОСТОРЖЕННЫМИ
ВОЗГЛАСАМИ ГОРОДСКИХ ЖИТЕЛЕЙ
ИДУЩИМИ ИЗ ГЛУБИНЫ СЕРДЦА КАЖДОГО
Сердце его охвачено вихрем любви к девушке
И он зарядил свою двустволку
ПИЛОТ ИСПОЛНЯЕТ ВОЗДУШНУЮ АКРОБАТИКУ
ЛИДЕРЫ ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ ПРИХОДЯТ В ВОСТОРГ НАБЛЮДАЯ ЗА ПИЛОТОМ
В ОТДЕЛЕ СМЯТЕНИЕ
АВИАТОРА ЧУТЬ НЕ ВЫТАЩИЛИ ИЗ КАБИНЫ ЕГО МАШИНЫ КОГДА ОН ПОДПРЫГИВАЯ ПРЕОДОЛЕВАЛ ПРОХОД В ТОЛПЕ
Странствует по горам и весям
Сын человека из штата Теннесси
Огонь в глазах в руке наган
Он Зеба Терни ищет клан
ПОКЛОННИКИ ПРОХОДЯТ ПАРАДОМ ПОД ПРОЛИВНЫМ ДОЖДЕМ
БУМАЖНЫЙ УРАГАН ПРИВОДИТ В СОСТОЯНИЕ ШОКА БРОДВЕЙ
Выстрелы звучат в горах
Выстрелы звучат и на ветру
ЛИНДИ ВОЗГЛАВИТ КРУПНУЮ АВИАЛИНИЮ
История-фантастика о Дэне Килли
Гуляет по миру всему
Как в клане Терни всех убили
А дочка Зеба досталась только ему
низенький частично облысевший мужчина с напрягшимся от переживаемых эмоций лицом выбежал из людской толпы где скрывался и быстро взобрался на аэроплан словно опасаясь как бы его не остановили. На нем была обычная одежда и кожаная куртка. Головного убора не было. Он втиснулся в кабину рядом с Чемберленом не глядя ни на толпу ни на свою жену стоявшую впереди самолета чуть в сторонке. Ее глаза расширились от удивления. Мотор взревел и аэроплан побежал по полосе остановился, вернулся на исходную позицию и только после этого совершил безукоризненный взлет
Сырой, теплый день поздней осени тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года, высокий молодой человек восемнадцати лет с красивыми лучистыми глазами и приятной, несколько надменной манерой высоко нести голову приехал в Чикаго с семью долларами в кармане, оставшимися у него после приобретения билета из Медисона и какой-то мелочью, вырученной за заложенные в ломбард книги «Жизнеописания» Плутарха и «Взлет и падение Римской империи» Гиббона, и в пальто с меховым воротником.
Перед отъездом из дома чтобы сделать карьеру архитектора (в штате Висконсин не было архитектурных курсов, на которых забивали мозги учащимся прогорклыми рисунками эпохи изящного искусства) этот юноша видел, как обрушился купол только что построенного Капитолия штата в Медисоне в результате безответственной бутовой кладки контрфорсов, позорных действий воров-поставщиков, экономивших на качественных строительных материалах для откупного политикам и, возможно, какой-то пустячной, но оказавшейся фатальной ошибки, допущенной в архитектурном плане;