– Есть ли какие-нибудь вопросы? – сердечно спросил мистер Голдберг. – Может, есть предложения?
Чарли сразу заметил, что Джиму от всего этого явно не по себе.
– Поступило предложение, – продолжал мистер Голдберг тающим, как масло на горячем бисквите, голосом, – чтобы и мистер Чарлз Андерсон, который, насколько мне известно, в скором времени отбывает на Восток, подписал у своего адвоката бумагу о передаче его полномочий, как это сделали его сестры… Дело в том, что все деньги будут направлены под залог в распоряжение компании Андерсона по продаже автомобилей.
Чарли почувствовал, как его окатила ледяная волна. Джим с Хедвиг с тревогой поглядывали на него.
– Я не собираюсь вдаваться в юридические тонкости, – сказал он, – но я хочу получить то, что мне причитается, причем как можно скорее… На Востоке я получил деловое предложение и хочу вложить в это предприятие кое-какие свои деньги.
Тонкая нижняя губа Джима задрожала.
– Чарли, прошу тебя, не будь идиотом, я знаю о бизнесе гораздо больше тебя.
– Ну, о своем – наверное, а вот о моем – сомневаюсь. Теперь в спор вмешалась Хедвиг. Она смотрела на
Чарльза с такой ненавистью, словно хотела его прикончить здесь же, на месте.
– Послушай, Чарли. Пусть Джим поступает так, как считает нужным. Ведь он заботится не об одном себе, но и обо всех нас.
– Ах да заткнись ты! – рявкнул Чарли.
Джим тут же взвился:
– Послушай, ты, малыш, я не позволю тебе разговаривать с моей женой в таком тоне!
– Друзья, дорогие друзья, – стал увещевать их адвокат, с такой силой потирая пальцы, что от них вот-вот мог пойти дым, – не стоит заходить слишком далеко, тем более по такому торжественному случаю, как этот… Нам здесь нужна тихая дружеская беседа у камелька… уютная семейная обстановка…
Чарли презрительно фыркнул.
– Да, так всегда и было в моем доме, – вполголоса сказал он, поворачиваясь к окну, спиной ко всем, и разглядывая белые от снега крыши домов и пожарные лестницы с висящими на них сосульками. На крыше одного каркасного дома снег уже начал таять под полуденным солнцем и от нее поднимался пар. Вдали виднелись заваленные сугробами площадки земли и полоска чистого асфальта, по которой туда-сюда сновали, шурша шинами, автомобили.
– Послушай, Чарли, прекрати эту бузу! – сказал Джим, но теперь в его голосе появились мелодичные, умоляющие нотки. – Ты ведь знаешь, какие условия поставил перед своими дилерами Форд… «Либо вы плывете в нужном для меня направлении, либо идете ко дну…» Поэтому сегодня капиталовложение – это, можно сказать, шанс, которого больше может и не быть никогда в жизни… Речь идет ведь об автомобилях… В этом деле ты никогда не проиграешь, даже если компания вдруг свернет свою деятельность.
Чарли резко повернулся к нему.
– Джим, – сказал он спокойно, стараясь зря не заводиться, – я не желаю здесь об этом спорить… Я хочу получить свою долю того, что оставила нам мать, и хочу, чтобы вы с мистером Голдбергом управились с этим делом как можно скорее… У меня есть кое-какие идеи об авиационных двигателях, и этот бизнес превратит любое старое агентство по продаже автомобилей Форда в убогую халупу, цена которой тридцать центов, никак не больше!
– Но я хочу вложить деньги матери во что-то на самом деле стоящее, в то, в чем можно быть полностью уверенным. Автомобилестроение Форда – самая надежная сфера для капиталовложений, не правда ли, мистер Голдберг?
– Их делают повсюду, это верно. Может, молодой человек подождет немного, как следует все обдумает… Я со своей стороны могу предпринять кое-какие первые шаги…
– Не нужно мне никаких первых шагов. Я хочу получить то, что мне причитается, и немедленно. Если вы не можете этого сделать, то я найду другого адвоката, который все устроит. – И Чарли, взяв в руки пальто и шляпу, вышел.
На следующее утро Чарли, как обычно, пришел на завтрак в домашнем халате. Джим сказал ему, что больше в своем деле он ему работы не даст, ибо своим поведением он этого никак не заслуживает. Чарли, повернувшись, поднялся к себе наверх, лег на кровать. Вскоре к нему зашла Хедвиг, очевидно, чтобы доконать его.
– Ах, ты еще здесь? – воскликнула она, с грохотом захлопывая за собой дверь.
Снизу, где она с тетушкой Гартман занимались домашними делами, до него доносились громкие голоса и ожесточенный стук металлической посуды.
Чуть попозже он пошел в контору Джима. Тот сидел за своим столом, с встревоженным видом изучая свои амбарные книги.
– Джим, нам нужно поговорить.
Джим, сняв очки, посмотрел на него.
– Ну, что ты придумал? – резко, как обычно, бросил он.
Чарли сказал, что подпишет бумагу о передаче ему в управление своей доли наследства, если только тот даст ему в долг пятьсот долларов. Немедленно. Потом, если дело с авиационным проектом выгорит, он пригласит в дело и его, Джима.
Джим изобразил кислую ухмылку.
– Ладно, – сказал Чарли, заметив его реакцию. – Давай четыре сотни. Мне нужно поскорее убраться из этой дыры.
Джим медленно встал. Он так побледнел, что Чарли подумал, уж не заболел ли он.
– Ну, если в твоей идиотской голове не укладывается, против чего я выступаю, то тут уже ничем не поможешь, и раз так – убирайся отсюда к чертям собачьим… Считай, что договорились… Хедвиг получит в кредит эту сумму на свое имя в банке… Я по уши в долгах…
– Ну, поступай как знаешь, – сказал Чарли. – Мне нужно отсюда уехать, да поскорее.
К счастью, в эту минуту зазвонил телефон, иначе Чарли с Джимом могли бы надавать друг другу тумаков. Трубку поднял Чарли. Звонила Эмиска. Она сообщила ему, что вчера была в Сент-Поле, что видела его на улице, что если он собирается уезжать из их города, то пусть лучше скажет откровенно, не томит ее, оставляя в подвешенном положении, и что, если он не придет к ней сегодня вечером, она не знает, что сотворит с собой. Неужели он хочет ее смерти? В это она никак не может поверить! В голове у него все смешалось: ссора с Джимом, ее угрожающие слова, и в результате он кончил тем, что пообещал к ней приехать. После его разговора Джим вышел в салон и теперь как ни в чем не бывало дружески болтал с покупателем, все время улыбаясь.
Направляясь к остановке трамвая, он решил сказать Эмиске, что, когда был на войне, женился на одной француженке, но, поднявшись к ней, не решился – такая она была худенькая, бледная, жалкая. Он повел ее на танцы. Ему было не по себе оттого, какой она теперь казалась счастливой, как веселилась, словно уверовав, что теперь у них все пойдет по-старому, как прежде. Прощаясь с ней, он назначил ей свидание на следующей неделе.
Но, не дожидаясь этого дня, Чарли уехал в Чикаго. Он пришел в себя, успокоился только после того, как, проехав через весь город, сел на нью-йоркский поезд. В кармане у него лежало письмо от Джо Эскью. Тот сообщал, что будет в городе и обязательно его встретит. В другом кармане – три сотни «зеленых», которые отслюнявила ему Хедвиг, вычтя из первоначальной суммы за его питание и жилье за всю зиму по десять долларов в неделю. Но, сидя в вагоне поезда, идущего в Нью-Йорк, он старался больше не думать обо всем этом, об Эмиске, о том мерзком времени, которое провел в доме у Джима. Гораздо лучше думать о Нью-Йорке, об авиационных двигателях, о Дорис Хамфриз.