ГЭРИ ВОЗЛАГАЕТ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ТРЕБОВАНИЕ ВЕДЕНИЯ ВОСЬМИЧАСОВОГО РАБОЧЕГО ДНЯ А РОМАНТИЧЕСКИ НАСТРОЕННУЮ БЩЕСТВЕННОСТЬ
цены назначаемые за продукцию консервных заводов. Официальные цифры свидетельствуют о том, что если цены на зерно должны подчиняться законам предложения и спроса
ПРОИЗВОДСТВО ЧУГУННЫХ ЧУШЕК ВЕСЬМА ОГРАНИЧЕНО
Если хочешь пообедать с незнакомцем
А красные огни твердят опасно ведь знакомство
Зачем винить во всем Бродвей?
Веблен [12]
неуклюжий человечек с землистым лицом, избалованный, презирающий все человек, сидит за своим письменным столом, подперев рукой щеку, тихо бормочет саркастические сложные фразы, исподволь, по-деловому вьет логически неизбежную веревку, на которой должно повеситься наше общество,
рассекает тело нашего века острым скальпелем, и делает это так точно, так уверенно, с таким комизмом, что профессора и студенты того времени – девятнадцатого века – даже и не отдавали себе отчета в этом процессе, а магнаты, уважаемые пустомели и срывающие громкие аплодисменты горлопаны-пустозвоны и не знали, что он, этот процесс, идет
Веблен
ему задавали столько вопросов, а он так страдал, что физически невозможно дать ответ на каждый из них
Сократ задавал вопросы, выпил горький напиток однажды ночью, когда пропел первый петух
но Веблен
пил его этот горький напиток маленькими глоточками всю свою долгую жизнь, пил в душных аудиториях, в покрытых пылью библиотеках, в затхлой атмосфере дешевых квартирок, которые только и может себе позволить бедный учитель. Он боролся, как мог, с жупелом – педантизмом, рутиной, лодырями за письменным столом, президентами колледжей, упитанными подхалимами – правящими бизнесменами, теплыми местечками, приберегаемыми для льстивых соглашателей, жалующихся на вечную нехватку денег, любителями укоротить любую рвущуюся ввысь мечту. Веблен пил свой горький напиток, пил не морщась, как и подобает.
Семья Вебленов была из рода фригольдеров, то есть свободных землевладельцев.
Фригольдеры, жившие в узких норвежских долинах, были упрямыми, выполнявшими тяжелую черную работу людьми, – фермеры, молочники, рыбаки, глубоко вросшие своими корнями в каменистую землю своих отцов, в старые фермы среди лесов, с режущим ухо гоготаньем гусей и кудахтаньем кур, в горные пастбища, на которых они летом пасли скот. От названий родных мест они получали свои имена.
В начале девятнадцатого столетия повсюду стали расти города. Всю Норвегию переполнили безземельные крестьяне, владельцы магазинчиков, шерифы, ростовщики, нотариусы в черных мантиях с жесткими накрахмаленными воротничками и с проемами под рукавами. Начинала развиваться промышленность. Городские жители начинали получать прибыль, они лишали фермеров привычной свободы на их узких делянках.
Слабые духом заменили сильных, заняли их места арендаторов, поденщиков, сильные ушли из страны
как ушли их отцы за столетия до того, когда Харальд Прекрасноволосый [13] и Святой Олаф [14] лишили всех свобод норвежцев, этих северян, которые всегда были сами себе господами на своем участке земли, на своей речке, превратив их всех в христиан и подневольных крепостных,
только в те стародавние времена норвежцы отправлялись морем на запад – в Исландию, Гренландию, Вайнландию, а теперь местом великого переселения стала Америка.
И народ отца Торстейна Веблена, и народ его матери утратили свои фермерские хозяйства и вместе с ними свои имена, говорившие о том, что они свободные люди. Томас Андерсон пытался заработать себе на жизнь, работая бродячим плотником и столяром-краснодеревщиком, но в 1847 году он с женой Кари Торстейнсдаттер сели в Бремене на китобойное судно и отправились к своим друзьям в скандинавские колонии, расположившиеся вокруг Милуоки.
Через год к ним присоединился и его брат Хальдор.
Они работали не покладая рук, работали тяжело и через год скопили достаточно денег, чтобы подать заявку на приобретение государственного участка земли площадью сто шестьдесят акров в графстве Шибойган, штат Висконсин. Они получили наполовину расчищенный участок, который потом продали и перебрались в чисто норвежскую колонию в графстве Манитовок, возле Като, эта местность по имени долины называлась Валдерс, и сюда съезжались все норвежцы, прибывшие со своей родины;
там, в доме, который Томас Андерсон построил собственными руками, и родился Торстейн Веблен, шестой из двенадцати их детей.
Когда Торстейну исполнилось восемь лет, Томас Андерсон переехал на Запад, и обосновался на черноземных прериях Миннесоты, откуда всего несколько лет назад были изгнаны индейцы племени сиу вместе с буйволами. Свою новую ферму Томас Андерсон назвал так, как называлась старинная, та, в Норвегии, – Веблен.
Он был крепким фермером, строителем, ловким плотником, он первым импортировал сюда мериносов для разведения, сконструировал механическую жатку и сноповязалку; он был заметным человеком в норвежской колонии, фермеры которой трудились на самом краю американских прерий. Они сохранили свой родной язык, его наречия, образ жизни, традиции, существовавшие в их старых домах на родине, своих пастырей-лютеран, свою домотканую одежду, свой сыр и хлеб, свое упрямство и подозрительность к городским манерам и нравам.
Городскими жителями были преимущественно янки, ушлые, способные сделать два доллара там, где прежде получали только один, – владельцы магазинчиков, посредники, спекулянты, ростовщики, такие башковитые по части закладных и политики, – они презирали скандинавов, ковырявшихся в грязной земле, чьи дочери им прислуживали вместо жен.
Норвежцы свято верили, как верили прежде их отцы, что на свете для честного человека существуют только два призвания – фермерство и проповедь слова Божьего.
Торстейн рос, превратился в неуклюжего, неповоротливого парня, который очень быстро завоевал репутацию смышленого, но ужасно ленивого юноши. Он люто ненавидел скучную, постоянно повторяющуюся монотонную черную работу на ферме. Он только тогда испытывал истинное счастье, когда держал в руках книжку. Еще ему нравилось плотничать, возиться с механизмами на ферме. Лютеранские пастыри, приходившие к ним в дом, очень скоро заметили, что острый ум мальчика на ходу все схватывал, свободно освещал самые' темные закоулки их учения. У него был острый, язвительный язычок, и он ужасно любил придумывать разные смешные прозвища всем окружающим. Отец, понимая, что сделать из него фермера не удастся, решил направить его по стезе проповедника.