– В Иркутске, в ссылке. Ему за шестьдесят, здоровье слабое. Два с половиной года одиночки. Боится повторного ареста.
– Вы сказали, к вам письмо попало случайно?
– Мой свекр привез из Иркутска, был там в командировке, – объяснил Илья, – когда-то учился у Мазура.
– Почему же этот профессор не обратился в Академию наук, к своим коллегам?
– Боится высовываться и напоминать о себе. Он вообще не хотел писать, отказывался ставить свое имя.
– Интересно почему? – Проскуров пожал плечами. – Казалось бы, наоборот. Шанс вернуться из ссылки, если, конечно, изобретение действительно чего-то стоит.
– Шанс, – тихо повторил Илья. – Видимо, староват он для игры в орлянку. Знаете, Иван Иосифович, мне кажется, было бы разумно для начала отправить в Иркутск надежного компетентного человека, так сказать, в неофициальном порядке.
– Согласен, – кивнул летчик, – для этого вы и сосватали мне лейтенанта Родионова?
– Ну, в общем, и для этого тоже. Родионов окончил четыре курса физфака, с Мазуром хорошо знаком, ходил к нему на семинары, бывал дома, в физике разбирается.
– Я уже заметил. – Проскуров усмехнулся. – Крестник ваш, не успел заступить на должность, докладную мне настрочил на десять страниц. Анализ научных публикаций в германской прессе показывает, что ядерная тема в рейхе полностью засекречена, из чего следует, что работа над бомбой идет, и началась она не позже апреля тридцать девятого.
С Волхонки они вышли на Гоголевский бульвар, оба то и дело оглядывались. Все было спокойно, никто не шел за ними.
– Между прочим, не он первый, – продолжал Проскуров, – у меня уже здоровенная папка материалов набралась по урану. А толку? У нас урановых разработок нет, и начинать их никто не собирается.
– Но комитет по урану при Академии наук все-таки уже создан, – заметил Илья.
– Комитет. – Проскуров с комичным пафосом поднял палец. – Комитет – это здорово, но пока они там будут заседать, немцы урановую бомбу сделают и на нас сбросят.
– Шутите? – осторожно уточнил Илья.
– Ага, шучу. С июля идет информация.
– С июля? – Илья изумленно взглянул на Проскурова. – Но ни в одной вашей сводке мне ничего не попадалось.
– Правильно, потому что информация пока косвенная, данные непроверенные. Якобы немцы пытались скупить весь уран, которым торгует Бельгия. На территории Германии и Чехословакии везде, где есть месторождения, сплошные секретные объекты. Богемия, Судеты. Секретными объектами стали около двадцати научных институтов в разных городах Германии.
Проскуров говорил спокойно, ровным, каким-то безнадежным голосом. Конечно, устал от абсурда. Информацию об урановых разработках в Германии он не мог включать в сводки потому, что она добывалась вопреки запрету Хозяина вести разведку на территории рейха. Проскуров сильно рисковал, внедряя своих людей в делегации военных специалистов, ездившие в рейх. А учитывая резолюцию Берия об уране, это был двойной риск.
– Ну, тогда тем более надо действовать на опережение, – сказал Илья. – Вы не хуже меня знаете, что руководство рано или поздно заинтересуется ураном, и тогда в этой теме мелочей не будет. Сейчас мы с вами не имеем возможности послать в Иркутск авторитетную академическую комиссию или вытащить Мазура сюда, в Москву. Но на первом этапе это и не обязательно.
– Да-да, Илья Петрович, не вопрос, Родионова я отправлю в ближайшее время. Он знает о приборе?
– Пока нет, я решил вначале заручиться вашей поддержкой.
Проскуров молча кивнул, задумался и через минуту пробормотал:
– Пожалуй, могу сунуть его переводчиком в немецкую делегацию. Военные инженеры концерна «Хенкель» отправляются в ознакомительную поездку по сибирским авиазаводам. Новосибирск, потом Иркутск. – Он покосился на Илью и тихо добавил: – Знаете, Илья Петрович, у меня такое чувство, что вы чего-то не договариваете.
– Правильное чувство, Иван Иосифович, недоговариваю главного. В начале разговора вы спросили: почему Мазур не хотел писать о своем изобретении. На самом деле вопрос в другом. Почему он все-таки решился написать? А решился он потому, что его германский коллега профессор Вернер Брахт идет тем же путем. Многие годы они занимались одной темой. Учитывая, что Брахт работает в Институте физики Общества кайзера Вильгельма в Далеме…
– Где? – Проскуров резко остановился, уставился на Илью. – Черт! Вы хоть понимаете, что это значит? Далем – наверняка главный центр исследований, именно там открыли расщепление ядра, именно там в Первую мировую работали над газовым оружием. Да, ошарашили вы меня, Илья Петрович.
– Ну, подождите, может, не стоит преувеличивать? – Илья пожал плечами. – Допустим, Мазур абсолютно прав, и его прибор способен делить изотопы, но из этого вовсе не следует, что его коллега в Германии в ближайшее время придет к тем же выводам.
Проскуров сморщился, помотал головой:
– Бросьте, Илья Петрович, ставка слишком высока, чтобы полагаться на авось. Уж поверьте мне, я изучал вопрос. Урановое оружие настолько страшно, что многие серьезные ученые, европейские, американские, да и наши, предпочитают заниматься самоутешением: фантастика, дело далекого будущего. Я не разбираюсь в физике, не возьмусь судить, насколько оправданны их доводы. Но есть факт. Немцы бомбу делают. Рассуждать, взвешивать за и против – все равно что стоять перед надвигающейся лавиной и гадать на ромашке: накроет, не накроет.
– Согласен, – кивнул Илья, – только вот, честно говоря, плохо представляю, что мы можем.
– Да ни черта мы не можем, – угрюмо пробормотал Проскуров, – шею себе сломать можем, это точно. Но раз уж свалилась на нас эта история, деться некуда, надо как-то действовать, а то потом свалится урановая бомба и мы будем виноваты.
– Когда она свалится, уже не будет ни виноватых, ни правых, отвечать придется разве что перед Господом Богом. – Илья сгреб с кустов горсть снега и принялся лепить снежок.
– Вот именно. – Летчик нервно усмехнулся, помолчал и продолжил спокойно, четко: – Значит, отправляем в Иркутск вашего Родионова, смотрим, что он нам оттуда привезет. Потом пытаемся прощупать этого Брахта.
– А что, если Родионов привезет из Иркутска письмо? – Илья подкинул снежок на ладони. – Обычное письмо, весточку профессору Брахту от его старого друга, профессора Мазура. Об изотопах, конечно, ни слова.
– Да, я тоже подумал, – кивнул Проскуров, – других способов подобраться к Брахту у нас пока нет, это хотя бы маленькая зацепка. Но ведь письмо может подтолкнуть его, если он еще не догадался.
– Может подтолкнуть, а может, наоборот, сбить, запутать. – Илья подкинул снежок высоко и ловить не стал. – Все зависит от Мазура. Он хорошо знает Брахта, ему видней, стоит писать или нет. Между прочим, сам факт их многолетней дружбы работает на нас. Мазур – еврей, значит, оголтелым нацистом Брахт точно не является.